Раяна. Как он сразу не догадался? Почему почуял цветок лори только потом, когда вернулся в обитель, намереваясь заплатить за свою жизнь? А еще собираясь узнать, как выглядит его спасительница и почему она не выходит у него из головы!

А теперь он стоял у лесного ручья, смотрел на тонкую фигуру девушки, что фыркала, умываясь холодной водой, откидывала белые волосы, и узкие запястья мелькали в широких рукавах. Ран Лавьер не понимал, почему его сердце колотится как сумасшедшее в ожидании того момента, когда она обернется.

Там, в обители, девушка сказала, что ее лицо обезображено марью, страшной болезнью, после которой на коже остаются глубокие рытвины-ямы, красно-коричневые и безобразные. Но даже если это так, даже если девушка, которая не пожелала назвать своего имени, — урод, кровь раяны все равно сделает свое дело. Даже не прикасаясь к ней, Лавьер чувствовал желание, которое она вызывает, дикое желание, похожее на неутолимый голод…

Оникс в последний раз брызнула в лицо холодной водой, вытерлась своим платком и встала. На краткий миг она даже забыла о стоящем за спиной аиде и когда повернулась, ее лицо было спокойным.

Зеленые и синие глаза встретились.

Ран Лавьер жадно смотрел в лицо девушки, его взгляд ощупывал ее, трогал, прикасался, делал все то, чего не мог сделать аид, затянутый в черную одежду Сумеречных псов. Он смотрел, не отрываясь, словно впитывая ее в себя, с усмешкой понимая, что монахиня соврала и никакой мари в ее жизни не было.

Потому что ее лицо было совершенно. Бледная, бархатистая даже на вид кожа, на которой сейчас лежал нежный румянец от холодной воды. Аккуратный прямой нос. Высокие скулы. Губы, созданные для поцелуев и словно чуть припухшие. Глаза… Два синих омута, в которых хотелось утонуть.

А еще хотелось впиться губами в ее рот, раздвинуть губы, коснуться ее языка. Почувствовать ее вкус. Впиться так, чтобы она не могла дышать, чтобы стать ее воздухом. Хотелось сжать ее тело, ощутить его упругую мягкость, как тогда, в обители, когда он прижал ее к кровати. Хотелось сорвать с нее одежду, все эти страшные серые тряпки, увидеть ее целиком, всю, провести по ее коже ладонью, языком, губами… Оставить на ней свои отметины, красные следы своих поцелуев и укусов, заклеймить ее собой.

Ран Лавьер хотел эту девушку. С первой минуты, когда заглянул в прорези маски и увидел ее глаза. Хотел так сильно, что даже собирался увезти из обители в свой замок. Забрать, даже не зная, как она выглядит, лишь ощущая дикое притяжение, с которым не мог совладать.

Не понимая, что делает, аид шагнул к ней еще ближе, так близко, чтобы рассмотреть в ее глазах свое отражение, чтобы заглянуть в душу… Но у раяны нет души. Есть только тело и чары, способные свести с ума.

Ран Лавьер отпрянул от нее. Сжал зубы.

— Надень маску, — холодно сказал он. — И убери волосы.

— Зачем? — удивилась она. — Я уже не в обители.

— Надень маску, — прошипел Ран Лавьер.

Оникс пожала плечами, подняла руки, закручивая волосы в тугой узел. От ее движения под свободной рубахой ясно обозначилась девичья грудь и проявились острые тугие соски. Аид почувствовал, как застучало в висках и в паху разлилось напряжение. Он понимал, что это чары, проклятая кровь раяны заставляет его тело так реагировать, лишает здравомыслия и привычной отстраненной холодности, лишая разума.

— Надевай… маску, — сквозь зубы приказал он и, отвернувшись, пошел к месту их стоянки. Магический аркан натянулся, заставляя Оникс идти следом, как собаку на привязи.