— Вы понимаете, как это называется?! — закричала Верочка. — Ведь такие, как вы… из-за таких, как вы… Вы ведь не настоящее обманываете, а будущее! И зачем? Зачем?

Каблучки Верочки стали стремительно удаляться.

— Так ведь на самом деле не все хорошо, — долетел голос директора. Есть очень сильно неуспевающие или, допустим, мы с вами хорошо знаем, что в столярной мастерской нет никаких условий для занятий. И медсестру для школы найти никак не можем… Но им-то, в будущем, в нашем с вами будущем, зачем обо всем этом знать? Какое у них останется о нашей школе впечатление?… Эх, и свалилось же все это на мою голову!

— Все понятно? — шепотом спросил Петр Трофименко.

— Ничего нам не понятно, — ответил Златко. — Объясни, что здесь происходит? Почему мы больше не можем снимать?

И тогда Петр взорвался. Он говорил свистящим шепотом, потому что не хотел все-таки нарушать чинную тишину, и слова вылетали из него, как пар из перегретого чайника.

— Да неужели непонятно? Вы снимаете то, чего на самом деле нет! Вам же не нашу школу показывают, а картинку! Вам хотят показать все, как можно лучше! Как же, ведь для двадцать третьего века снимают! — передразнил он Степана Алексеевича. — Эх!..

В сердцах он махнул рукой.

— Вы лучше библиотеку снимете, там ни одной настоящей книги нет, только полезные советы так и лежат который год, как пионерским строем под барабан ходить! Или столярную мастерскую снимите!

— В мастерской мы не были, — оторопело отозвался Петр.

— Пошли отсюда! — свистящим шепотом распорядился Петр. — Нечего больше снимать, везде вам покажут одно и то же! Да не по этой лестнице пойдем, а по другой. Степан Алексеевич сейчас наверное у буфета стоит, ждет, чтобы вы и буфет сняли, потому что он наверняка и в «Гастрономе» каком-нибудь раньше работал.

— В буфете мы тоже не были, — растерянно сказал Бренк.

— И не пойдете! — отрезал Петр. — Раньше надо было идти, когда эффект кажущегося неприсутствия действовал.

7. Эффект кажущегося присутствия

С обратной стороны школа большей частью в самом деле оставалась еще прежней, бело-серой, но работа шла быстро. Стены были буквально обвешаны люльками с энергичными малярами и с ведрами розовой краски. Петр, Костя, Златко и Бренк сидели на укромной скамеечке в глубине школьного сада, наблюдали за перемещениями люлек вверх и вниз, слушали производственную речь, которая сопровождала покраску.

И немного успокоившись после всего пережитого, Петр сказал:

— Вы уж нас, ребята, извините! Но, видно, не судьба вам снять ваш фильм. Если с самого начала не задалось, пиши пропало! Раз сломался блок индивидуального хронопереноса, значит, придется вам там у себя в двадцать третьем веке все на него списывать. Вам не попадет?

Златко барабанил пальцами по скамейке. Бренк нажал на фонокварелескопе кнопку и среди кустов в необычном ракурсе — сверху вниз и под углом в сорок пять градусов — возникли красная, гневная и красивая Вера Владимировна и спокойный Степан Алексеевич, стоящие между буфетом и директорским кабинетом.

— Невестка у меня работает в экскурсионном бюро, — сразу же сказал директор школы.