– Персеполис был построен на полвека раньше Акрополя и Афин, вы об этом знаете? – говорил он. – Его основал Кир Великий, определив места для святынь и дворцов, и своей могилы неподалеку, в Пасаргаде. Но больше всех там построил Дарий, ну и Ксеркс, и прочие что-то добавили. Вы когда-нибудь бывали в Персеполисе?

– Нет, – ответила она.

– Вы должны увидеть великую лестницу в Апидане. Ее резной фасад – это история древнего мира.

– В социалистическом обществе мы пытаемся смотреть в будущее, а не в жестокое и кровавое прошлое.

– Но человечество может учиться у прошлого.

– Только плохому. Мы должны сделать наш мир светлым и новым, каким он никогда не был в прошлом.

– Но, к несчастью, люди недостаточно изменились.

– Это негативистский подход, характерный для вашего буржуазного капиталистического сознания.

Он негромко рассмеялся.

– Хорошо, Таня, не будем спорить о диалектике.

– Нет, но вы слепы, и этого уже не исправить.

– Неужели мы такие разные? Вы – женщина, вы должны думать и чувствовать как женщина, а я – мужчина, который...

– Если вы до меня дотронетесь, я вас убью.

– Я не собирался.

– Я все вижу по вашим похотливым глазам.

– Просто я восхищаюсь вашей красотой.

– Она не для вас. Нельзя сказать, что я не благодарна вам за то, что вы сделали. Но я презираю ваши мотивы, Дарелл.

Он поднялся.

– Надо идти дальше.

Они шли по залитой лунным светом равнине, лишенной растительности, животных и следов человека. То и дело девушка оглядывалась через плечо. Она глядела на луну и казалась околдованной бледным сиянием, словно в приступе странной средневековой болезни.

– Есть старая корейская пословица, – сказал Дарелл, – тот, кто остается в шатре, не увидит восхода луны.

– Вы такой необыкновенный, – шептала она. – В вас есть доброта. Сила. И сострадание. Спасибо вам за это, но...

Больше она ничего не сказала.

Они двигались дальше. Луна плыла над ними, ветер стих. Но и без ветра холод пробирал все сильнее. У девушки стучали зубы, хотя при этом она часто и тяжело дышала, стараясь поспеть за ним. Она прихрамывала, и Дарелл понял, что ее туфельки истерлись о каменистую почву. Он ничего не сказал, но устроил еще один привал, когда на часах было за полночь. Девушка сразу опустилась на землю, пересохшим языком облизывая губы.

– Можно немножко воды? – попросила она.

– Позже.

– Но солнце совсем нас иссушит, когда взойдет.

– Мы тогда уже будем лежать в тени.

– Но здесь нет тени.

– Мы отыщем какую-нибудь.

– Я не смогу идти дальше. Наверное, нам суждено здесь умереть.

Его голос стал суровым.

– И вы этого хотите?

– Я...я не знаю. Иногда я не понимаю, что со мной происходит. Часть моей жизни – как во сне.

– Это не сон. Или, если хотите, это кошмар. Мы уже прошли по меньшей мере треть пути.

– Странно, что за нами не гонятся.

– Скорее всего, они ждут рассвета. Тогда можно воспользоваться самолетом. Или приехать на машинах.

– Почему они меня преследуют? – спросила она.

– Я вам объяснял. В данный момент вы самая ценная девушка на земле. Все хотят вас использовать.

– Вы тоже, Дарелл?

– Да, – подтвердил он.