| Ханниган покосился на двух мужчин, приветствующих друг друга поцелуями, и тяжело вздохнул. – За мной следили, Каджун. Я не мог от них избавиться. Ты его видишь? – Вижу, – ответил Дарелл. – Третий столик справа. Ченг Ханг Та-По. Будда, придерживающийся сталинистской линии. Как я понимаю, его интересует сложившаяся ситуация. – Он посмотрел на нас. Держись, парень, он идет сюда, а для этого нужна чертовская наглость. Ханг Та-По представлял из себя гору желтой улыбающейся плоти, которая скользила между столиками с грацией лебедя в деревенской заводи. На нем был двубортный костюм в старорусском стиле, облегавший внушительную фигуру. Его густые черные седеющие волосы были жесткими, как щетина у борова. Он легко ступал на подушечках пальцев, напоминая японского борца сумо, и продемонстрировал своеобразную элегантность в солидном кивке Ханнигану и в медленном торжественном повороте головы при взгляде на Дарелла. – Туда, где упала жертва, слетаются стервятники, – произнес он на безупречном английском. – Если это Конфуций, в чем я лично сомневаюсь, – спокойно заметил Дарелл, – то он в вашей стране сейчас не в почете. – Вы правы. Это мое собственное изречение. Никто не удивился вашему приезду, мистер Дарелл. Та-По улыбнулся. – Как и вы, сэр, не удивились, увидев меня. Мы знаем вас достаточно хорошо и уже наметили день расплаты за то многое зло, которое вы нам причинили. – Вас могут вышвырнуть из страны за эти слова, – улыбка Дарелла была словно высечена из камня. – Мы все очень скоро станем persona non grata, если не совсем тривиальный вопрос о моей соотечественнице не прояснится. – Вашей соотечественнице? – Я буду с вами откровенен, – заявил Та-По. Его черные глаза сверкнули и погасли. – Мы считаем, что Таня Успанная принадлежит Китаю, что бы там Советы про нее ни заявляли. – Она сделала свой собственный выбор, – возразил Дарелл. – А-а, но ведь бедная девочка не в своем уме. И мы согласны ее принять. Ей нужна помощь, нежная забота матери... – Могу представить ее нежность, Ченг. – Потому я вас предупреждаю, Дарелл. Мы знаем, где ее искать. Мы найдем ее. Наши люди уже в Исфахане. Видите, я ничего не скрываю. Иранский патриот Исмаил Хар-Бюри с нами сотрудничает. – Хар-Бюри – ваша марионетка, – сердито огрызнулся Ханниган. – Он агитирует за Китай, используя вашу помощь в борьбе против шаха. Ханг Та-По глянул на Ханнигана, а затем снова обратился к Дареллу. – Ваш здешний дружок, шпион империалистов, направит вас, сэр, в Исфахан, чтобы вы сотрудничали с тамошним английским агентом Ми-6, мистером Адамом Билем. А мы вам советуем признать, что доблесть – это прежде всего благоразумие, и ближайшим же рейсом улететь в Женеву. Это дело вас не касается. Если вы вмешаетесь, то очень пожалеете. А по дороге домой можете заодно передать мои поздравления вашему турецкому агенту, мистеру Игиту. Как я понимаю, он стал счастливым отцом еще одной дочери. Китаец грузно поднялся и склонил свою седеющую голову. Казалось, он забавляется, но Дарелл не был в этом уверен. Ему не нравилась непроницаемость взгляда Та-По. Только на миг в нем сверкнула ненависть, буквально физически пронзив Дарелла. – Всего хорошего, сэр. Вы предупреждены. Дарелл сидел молча, держа руки на столе, и смотрел вслед удалявшемуся легкой походкой Та-По. Ханниган вздохнул и покачал головой. Веснушки ярче проступили на его лице, а блестящие зеленые глаза потускнели. – Я считаю, у нас нет времени сочинять новые афоризмы вместо Конфуция, – сказал он.                                                                     |