|
Но слабенькое, и оно быстро проходит само по себе, без каких-либо вредных последствий для внутренних органов. Легкие у лошадей большие, работают напряженно, иначе они не смогли бы скакать. Скаковой лошади нужно, чтоб в Мышцы подавались огромные объемы кислорода, с тем чтоб бежать быстрей. Сам видел, как они тяжело дышат после финиша. — Она умолкла на секунду-другую, перевести дух. — Во время скачек сами эти физические действия помогают лошадям дышать. Растягивая задние ноги, лошадь помогает тем самым своим легким втягивать воздух и эффективнее выдыхает, когда подбирает ноги к туловищу. Особенно хороший результат достигается в галопе, когда задние ноги движутся ритмично и одновременно, накачивая воздух в легкие, как насосы. Но это, в свою очередь, означает, что воздух, вдыхаемый и выдыхаемый с такой частотой, порой повреждает внутреннюю оболочку легких. Она по определению слишком тонка и хрупка, чтоб пропускать такие объемы кислорода в кровеносную систему,
Я сидел, слушал ее и понимал каждое слово. И Элеонор страшно нравилась мне. Ни разу со дня смерти Анжелы не доводилось мне наслаждаться разговором с умной, образованной и красивой женщиной, с таким жаром описывающей мне нечто сложное, то, что действительно ее интересовало и волновало. А вовсе не потому, что я попросил рассказать ее о чем-то, что нужно мне по делу. — Так получается, статическое кровотечение гораздо хуже? — спросил я. — Не обязательно, — ответила Элеонор. — Просто оно чаще приводит к ВПЛК. А лошадей, у которых после скачек замечают кровь в ноздрях, могут не допустить к дальнейшим соревнованиям, а в некоторых странах вообще навсегда отстраняют от скачек. Говорят, что у этих лошадей разрыв кровеносного сосуда, или же они склонны к кровотечениям из носа. Я часто слышал эти термины на ипподроме. — Но дело тут не в кровеносных сосудах, — продолжила меж тем она. — И кровь идет не из носа, а из альвеол в легких. В Америке используют специальный препарат, «Лейзикс», он помогает предотвратить подобные явления. Но у нас на скачках его применение запрещено. Мне хотелось слушать ее дальше. Но тут подошел хозяин паба и спросил, готовы ли мы отобедать. И нам пришлось перейти за столик в углу помещения. — Расскажи мне о человеке на снимке, — попросила Элеонор. — Ну, рассказывать особенно нечего, — ответил я. — Имя Джек Ренсбург, он южноафриканец. Какое-то время работал у Рэдклиффов, а потом уехал. — Куда? — спросила она. — Этого пока что я еще не выяснил, — ответил я. — Но он вернется? — Тоже пока не знаю. Но сомневаюсь. Уехал года два с лишним назад. — Словом, ни к чему эта ниточка не привела, — заметила Элеонор. — Да, — согласился я. — И все же попрошу Артура заняться этим, прямо в понедельник. Он обожает сложные задания. — Артура? — спросила она. — Да. Он главный секретарь в моем заведении. Знает все на свете, ходит по воде — словом, уникальная личность. — Да, полезный, судя по всему, человек, — заметила она, но улыбка на ее лице увяла. — Однажды входит в бар лошадь, — начал я. — Что? — удивилась Элеонор, — Входит как-то в бар лошадь, — повторил я. — Бармен и спрашивает ее: «Эй, а чего это у тебя физиономия такая вытянутая? Чем недовольна?» Она засмеялась. — Старые анекдоты самые лучшие. — Так почему физиономия вытянутая? — посмеиваясь, спросил я. Она перестала хохотать. — Да ничего, все нормально, — ответила она. |
