Да, силен, ничего не скажешь, подумал я. Слишком даже хорош. Чересчур мелодраматичен, на мой вкус, но это всегда срабатывает. Я видел, как некоторые члены жюри присяжных с отвращением косятся на стеклянную клетку, где сидел Стив.

Еще примерно час у него ушел на довольно детальное описание рассматриваемого дела, и к концу уже все присяжные взирали на Стива с нескрываемым презрением. Согласно английскому законодательству, сторона обвинения всегда выступает первой, стремясь убедить в своей правоте присяжных. Для защиты настанет свой черед, но позже. И я надеялся, что к этому времени появится нечто, что поможет ме пересилить позиции обвинения.

Судья объявил перерыв на ленч. И присяжные, и обвиняемый уже убедились в неспешном ходе процесса, особенно когда дело связано с убийством. Все остальные участники это и так знали.

Я отправился в камеру повидаться со Стивом.

— Господи, — пробормотал он. — Ты видел, как они на меня смотрели, эти присяжные? Они все считают меня виновным. У меня нет никакого шанса, ни единого! Так и хотелось крикнуть этому чертовому адвокату: ты грязный лжец!

— Успокойся, Стив, — сказал я. — В начале процесса всегда так. Мы еще свое возьмем, только чуть позже. — Я не стал говорить ему, что облегчение наступит не скоро. Станет еще хуже, когда сторона обвинения начнет вызывать своих свидетелей. — Ты лучше поешь. Увидимся в зале, когда заседание возобновится. И постарайся сохранять спокойствие. Помни, что я говорил тебе: не произноси ни единого слова. Молчи, и все! Если начнешь выступать, это произведет неблагоприятное впечатление на присяжных и раздражит судью. Так что прикуси язык и молчи. Понял меня?

Он кивнул.

— Чертовски трудно молчать, когда про тебя говорят такое…

— Понимаю, — кивнул я. — Но это очень важно. Ладно, скоро увидимся.

Я поднялся на лифте наверх и сделал несколько звонков по мобильному.

Телефон Никки не отвечал, тогда я позвонил Артуру.

— Ну, как оно там? — осведомился он.

— Как всегда в начале процесса, — ответил я.

— То есть скверно, да?

— Еще хуже. Никки Пейн не звонила?

— Кто? — спросил он.

— Никки Пейн, — повторил я. — Помощница солиситора из фирмы Брюса Лайджена. Обещала передать мне кое-что.

— Ах да, — сказал он. — Погодите секунду. — Я слышал, как он шуршит бумагами. — Вот. Просила передать, что раздобыла кое-что через посольство и теперь идет по следу. Вы поняли, о чем речь?

— Да, — ответил я. — Хорошо. И спасибо вам за гостиницу. Очень смешно.

— Просто хотел, чтоб вы чувствовали себя как дома, — со смехом заметил Артур.

Он зарезервировал для меня в Оксфорде номер в гостинице, расположенной в нескольких сотнях ярдов от здания суда. И, шутливо заметив, что я должен чувствовать себя там, как дома, имел в виду тот факт, что гостиницу эту перестроили из старого здания оксфордской тюрьмы, и не далее как в 1996 году там проживали совсем другие постояльцы. Номер мой располагался в крыле «А» бывшей кутузки, и там сохранились галереи и лестницы, а также ряд старых дверей в камеры. Все было переделано со вкусом и даже некоторым изяществом, но все равно интерьер напоминал старую викторианскую тюрьму, за исключением, пожалуй, ковров на полу. Номера были уютные, комфортабельные, но одну из камер решили оставить в прежнем виде, чтоб гости видели, в каких ужасных условиях содержались тут заключенные. И еще меня позабавил тот факт, что на завтрак тут подавали овсянку на воде.