К началу второй недели марта я загорел, похудел и выглядел просто супер. А ну давайте мне сюда Джулиана Трента, повторял я про себя. Я в самой оптимальной своей весовой категории и форме и шанса отметелить этого гада не упущу.

Вошел Артур. Он принадлежал к старой школе, пренебрегал надежной телефонной связью и предпочитал решать все вопросы, глядя собеседнику в глаза.

— Сэр Джеймс решил созвать конференцию по делу Митчелла, — сказал он. — Я назначил ее на завтра, в девять тридцать. Вам подходит?

— Я же просил ничего не назначать на эту неделю, — недовольно пробурчал я.

— Но скачки только в четверг, — возразил он. — Вы будете там уже завтра после обеда и вполне успеете посмотреть стипль-чез профессионалов. Весь день на конференции сидеть не придется.

Я удивленно поднял на него глаза. Откуда это Артуру известно, что я не собираюсь быть в Челтенхеме раньше четверга? Но спрашивать его об этом не стоило. Потому как он ответит в обычной своей манере: «Это моя работа знать все о барристерах и их планах». И я в сотый раз, наверное, задался вопросом: знает ли он о моих проблемах больше, чем говорит?

— Хорошо. В девять тридцать будет в самый раз, — сказал я.

Он улыбнулся.

— Ничуть в том не сомневался. Так и передам сэру Джеймсу.

Сэр Джеймс Хорли, королевский адвокат, возглавлял теперь сторону защиты в деле Стива Митчелла. Когда Брюс Лайджен позвонил Артуру с просьбой назначить совещание по этому делу, сэр Джеймс так и вцепился в него мертвой хваткой. Его никогда нельзя было обвинить в нежелании заполучить очередного знаменитого клиента, хотя статус «знаменитый» в данном случае вызывал сомнения, к тому же все улики были против обвиняемого. Сэр Джеймс просто обожал «огни рампы». Обожал телевизионщиков с камерами, которые каждый день дежурили у здания суда, потому как именно они показывали его затем в шестичасовых новостях, где он предстанет перед зрителями и будет отвечать «без комментариев» на все вопросы, задаваемые журналистами.

Сердце у меня упало, когда Артур сообщил, что именно сэр Джеймс будет возглавлять защиту, а я стану его помощником. У сэра Джеймса сложилась репутация адвоката, не делающего ничего или очень мало при подготовке к слушаниям, с другой стороны, он ожидал, что все будет в порядке и подготовку эту можно провернуть за один день. И еще у него была репутация — вполне заслуженная — винить в каждой оплошности своего помощника, вне зависимости от того, имел тот к этой оплошности отношение или нет. Он считал, что его помощники способны прояснить и проверить все факты, с другой стороны, юниоры, по его мнению, были просто недостойны вести допрос свидетелей. Эту роль он всегда оставлял себе.

Нет необходимости упоминать о том, что я ничего не сказал ему о встрече с жертвой убийцы в душе в Сэндоуне, хоть и испытывал сильнейшее искушение сделать это и тем самым исключить себя из помощников сэра Джеймса. Теперь же время было упущено, и, сделав это, я бы сильно скомпрометировал себя. А уж это последнее, чего бы мне хотелось. С другой стороны, скомпрометировать меня вполне мог и кто-то другой, узнавший о встрече от Барлоу. Готов ли я пойти на такой риск? Возможно, мне просто следует объявить о своей невменяемости, полностью отказаться от дела, отсидеться где-нибудь в психушке, пока все это не кончится. К этому времени Стива Митчелла признают виновным и приговорят к пожизненному заключению — за преступление, которого, как я считал, он не совершал. И тогда я буду в безопасности, и никакой Джулиан Трент мне ничего не сделает, и жизнь снова наладится. Впрочем, только до того момента, когда кому-то еще придет в голову манипулировать исходом очередного процесса и юный мистер Трент с бейсбольной битой не возникнет вновь.