– Я подумал, возможно, полковник хочет подарить мне эту лошадь, – с ухмылкой заметил хозяин гостиницы, подходя к парням.

Эта острота вызвала у окружающих негромкий смех. Полковник явно не пользовался в округе репутацией дарителя. Я нетерпеливо подобрал поводья, и один мужчина заметил:

– Мне думается, молодой Гейлорд вернулся домой вовремя. Уезжая, он чертовски торопился и не остановился попрощаться.

Делая многочисленные паузы и комичные добавления, невыносимо растягивая слова, им удалось, в конечном итоге, поведать мне, что днем Рэд вернулся в гостиницу раньше остальных, выпил два бокала бренди, велел подать лошадь и умчался, не сказав ни слова, если не считать ругательств в адрес мальчика-конюшего. Оратор закончил свою речь утверждением, что, по его мнению, Рэд Гейлорд и Джефф Гейлорд – одного поля ягоды.

Я беспокойно заерзал в седле. Эти сведения не имели целью прояснить вопрос о местонахождении полковника, а я был не в настроении больше выслушивать сплетни про Рэда.

– Я не ищу молодого Гейлорда, – сказал я резко. – Я знаю, где он. Я разыскиваю полковника. Ни он, ни Моисей-Кошачий-Глаз не вернулись, и я боюсь, что они заблудились в пещере.

От этих слов парни засмеялись. В пещере нельзя заблудиться, сказали они. Все, что нужно делать, это не сворачивать с тропинки, и, кроме того, если полковник был с Моисеем, он не мог потеряться, даже если бы пытался. Моисей так хорошо знает пещеру, что может найти дорогу в темноте. Полковник Гейлорд, вероятно, встретил в селении каких-нибудь друзей и поехал домой с ними.

Однако такого рода объяснение меня не могло удовлетворить. Я знал, что полковник не имел привычки бросать лошадей в такой вот непринужденной манере; но даже если допустить, что он отправился домой с какими-то приятелями, то едва ли он взял бы с собой Моисея.

Я спешился, поручил свою лошадь заботам мальчика-конюшего и объявил, что пещеру следует обыскать. Эта просьба несколько всех позабавила. Идея отправить поисковую группу на розыски Моисея-Кошачьего-Глаза показалась им особенно нелепой. Но я настаивал и, наконец, один мужчина, который обычно работал проводником, с неодобрительным ворчанием убрал ноги с перил террасы и потащился в дом за свечами и фонарем. Двое-трое других примкнули к экспедиции, отпустив на мой счет множество шуток.

Мы направились к входу в пещеру коротким путем, через поля. Уже совсем стемнело и, поскольку луны не было, наш единственный фонарь не слишком преуспевал в освещении тропинки. Мы всю дорогу спотыкались, идя по вспаханной земле, заболоченными пастбищами, под пение квакающих лягушек и жалобных козодоев. Поначалу путешествие оживляли забавные предположения моих спутников относительно того, что сталось с полковником Гейлордом, но так как я не слишком охотно отвечал на их добродушное поддразнивание, они наконец замолчали; и лишь изредка, когда кто-нибудь спотыкался или цеплялся одеждой за колючий кустарник, раздавались проклятия. Спустя примерно полчаса утомительного похода мы вышли на протоптанную тропинку в лесу и через несколько минут достигли входа в пещеру.

Над входом располагалась небольшая грубо сколоченная хибара. Она запиралась ветхой дверью, которую спокойно мог бы открыть и ребенок, – во всяком случае, опасности того, что полковник может быть заперт внутри, не существовало. Мы зажгли свечи и спустились по грубым каменным ступеням в первый большой погреб, который составлял нечто вроде вестибюля, ведущего в пещеры. Прикладывая руки ко рту, мы несколько раз окликнули полковника и, затаив дыхание, подождали ответа. Единственным звуком, нарушавшим безмолвие, был шум изредка падавших капель или трепет крыла летучей мыши. Если бы полковник заблудился в одном из извилистых коридоров, он бы нас услышал и ответил, ибо в таких пещерах слышен малейший звук, который отражается и повторяется эхом в бесчисленных сводчатых галереях.