Свое предположение я испытал на Рэдноре, и то, как он воспринял мои слова, окончательно подтвердило, что я натолкнулся на истину. Думаю, поначалу эту возню с привидением затеяли в шутку и поддерживали, как удобный способ отвадить нежелательных свидетелей. Зачем вернулся Джефферсон и почему Рэднор дал ему денег нас не волнует: если они предпочитают держать это в тайне, то это их дело.
Джефф вполне свободно пользовался сигарами, жареными цыплятами, вареньем, пижамой, книгами, бренди и многим другим, что ему понадобилось, чтобы с удобством расположиться в хижине, но он не взял ничего по-настоящему ценного. А тем временем стали пропадать и другие вещи, в которых, насколько знал Рэднор, его брат не нуждался, и он решил, что их ворует домашняя прислуга, а вину сваливает на призрака, как на козла отпущения.
Но, по правде сказать, прислуга была ни при чем. На месте событий возник второй призрак. Этот бродячий негр поселился в родниковой впадине и рыскал по ночам в поисках съестного. Столкнувшись с Джеффом, наряженным в простыню, он тоже решил приодеться. Простыней больше на проволоке не оставляли на ночь, поэтому ему пришлось довольствоваться пледами. В результате в родниковой впадине вскоре стало обитать черное как смоль привидение девяти футов ростом, изрыгавшее синие языки пламени и серу, со всей прочей атрибутикой.
В доме оно не произвело особого впечатления, пока не напугало самого Моисея. Тогда Рэднор понял, что наступил момент, когда розыгрыш перестал быть смешным, и решил немедленно избавиться от Джеффа. Пока он отвозил его на вокзал, Моисей остался привести в порядок чердак. Войдя в дом, чтобы кое-что припрятать, Моисей повстречался с призраком номер два, когда тот только что ограбил сейф. Если Моисеевы глаза были такими же, как сегодня, то думаю, испуг был обоюдным. В сильном волнении призрак выронил пачку бумаг, но остальное унес, дав стрекача. Он удрал в свое логово в родниковой впадине и изучил добычу. Облигации – не более чем макулатура, – он отшвырнул их за ненадобностью. А вот пенсы и пятицентовики – это настоящее; захватив их, он бросился в деревню. Ограбление обнаружилось только утром. К тому времени парень сидел в заведении Джейка и превращался в самого пьяного негра во всем округе.
– Он оставался в Корнерс примерно неделю, пока не кончились деньги, потом вернулся в родниковую впадину. Однако он допустил ошибку, рискнув высунуть нос на улицу днем: конюхи поймали его и притащили к полковнику, остальное вы знаете.
– Как только я услышал историю об избиении, я решил ею заняться, а услыхав о черном-пречерном привидении, выходящем из родниковой впадины, я решил и за это взяться. Тем утром на рассвете я отыскал одного конюха, мы спустились в родниковую впадину и осмотрели ее; во всяком случае, осматривал я, пока он стоял снаружи и трясся от страха. То, что я обнаружил, превзошло все мои ожидания. Это были зашвырнутые в угол и заляпанные грязью облигации. Ворох одежды и экипажных подушек служил постелью. Там были головешки от нескольких костров и останки великого множества цыплят: все вокруг было усеяно перьями и костями, – он явно не раз совершал набеги на курятники.
– Когда я покончил с родниковой впадиной, до шести еще оставалось время, и я поехал в деревню в надежде получить ответ на мою телеграмму. Я хотел положить конец делу Джеффа. «Лавка Миллера» была закрыта, а заведение Джейка – совсем наоборот, и вскоре я напал на след нужного мне человека. Несомненно, я просчитал его местонахождение вплоть до того момента, когда его избили; что было потом, можно только догадываться. В деревне он больше не появлялся, я предположил, что он подался в лес. Так что он вполне мог пойти или не пойти по направлению к Люрэю. Мне было известно лишь то, что это человек с преступными наклонностями, имевший зуб на полковника Гейлорда и привыкший скрываться в пещерах. То, что он пошел в этом направлении, было чистой воды предположением, которое следовало проверить на деле. |