Для красоты. Там, в углу, стояли две койки. Одна была сделана по спецзаказу, для Анны. Вторая – обычная. Она уже неделю как пустовала, напарница Анны вышла на волю с чистой совестью по отбытии полного срока.
Марфа Анне «показалась». Поначалу она приспособила внешне аккуратную бабенку рассказывать «романы» – всякие истории из прочитанных. Анна Васильевна, в свою очередь, повествовала о своих московских подвигах и, заметив восторженный интерес во взгляде Марфы, стала ее потихонечку приобщать к профессии.
К тому же Анна Васильевна была замечательной поварихой, хотя, в отличие от Марфы, предпочитала русскую кухню: пекла изумительные пирожки с грибами, с мясом, яйцом, зеленым луком, рыбой, брусникой. Пирожки она могла сделать с чем угодно, хоть с геранью, если ничего другого под рукой не было. Ну, и, конечно, блины. О супах и говорить не приходится – это были не супы, а симфонии. Слово это Анна знала хорошо, потому что в Москве она работала у известного композитора и скрипача. Тогда-то все и началось. История это долгая, но если вкратце, то вышли на Анну-повариху лихие люди, чуток пригрозили, чуток соблазнили хорошими заработками и постоянной работой. Анна согласилась. И «сдала» своего композитора, рассказав, где что лежит, дав ключ для снятия слепка и оговорив все условия сделки. Словом, обеспечив абсолютное алиби – то есть согласившись пойти днем в кино на «Мост Ватерлоо» с сержантом милиции Юрой Рябоконем, она избежала даже тени подозрения, когда квартиру композитора «взяла» банда Гиви Тортладзе. С тех пор она так и осталась в «профессии». Но, сохранив некое чувство вины перед композитором и заодно перед всей московской интеллигенцией, Анна стала работать только по цеховикам да спекулянтам. И ей перестало казаться, что она занимается постыдным делом.
Она научила Марфу всему, что знала. Фокусов было много. Но главное – в умении обеспечивать себе алиби.
В 2004 году Марта Бутерброден по лучшим рекомендациям и с документами на чужое имя устроилась «экономкой» в дом Ивана Ивановича Долгополова.
Иван Иванович служил заместителем начальника одной московской организации, которая ведала Госкомимуществом. От нее во многом зависело, получит тот или иной предприниматель, строитель либо инвестор землю под строительство с правом сноса старых зданий или, наоборот, тот или иной удачливый бизнесмен заполучит старинное здание в центре Москвы для устройства своего семейного гнездышка.
Иван Иванович благосостояние свое не афишировал. Жил не в каких-нибудь палатах князей Голициных, не в поместье XVII века князей Патрикеевых, а в обычном, хотя и хорошем доме, который если и можно было «назначить» памятником, то разве что немецко-советской дружбы, ибо, как помнит читатель, построен он был после войны немецкими военнопленными на улице Воровского, ныне Поварской.
Видный росгосчиновник не скрывал, что живет неплохо, хотя и не хвастался на каждом углу. Каждый вечер после работы Иван Иванович ехал на улицу Чайковского, угол Римского-Корсакова. Там на первом этаже находился ресторанчик под названием «На углу». Все рабочие, а также выходные и праздничные дни он был закрыт на спецобслуживание. Нужно было нажать на кнопку звонка три раза, а после паузы еще два и сказать: «Откройте, пожалуйста, я на спецобслуживание». Далее следовала фамилия рекомендателя. После трапезы чиновники спускались и либо садились в троллейбус №4, либо (этих было большинство) в персональные или личные автомобили, и уезжали – кто домой, кто куда.
Иван Иванович каждый день, ровно в 18.30 (как настоящий чиновник он ежедневно полчаса «перерабатывал», просматривая деловые бумаги и нервно дожидаясь, пока уйдет его начальник) выходил из подъезда дома по улице Чайковского, садился в персональную подержанную «Волгу» и уезжал домой. Сделав круг по улицам Твардовского и Исаковского, он выходил из машины, прощался с водителем Пашей, пересаживался в личный автомобиль «вольво» и возвращался на угол Чайковского и Римского-Корсакова, где важно бросал личному водителю Кириллу:
– Я позвоню, когда освобожусь. |