– Ах, Тоби! – Она повернула голову, чтобы взглянуть на своего терьера, стоявшего подле кровати. И рассмеялась, несмотря ни на что. Когда хозяйка вставала чуть позже обычного, Тоби всегда проявлял терпение: он вежливо стоял там, где она могла его увидеть, навострив уши, свесив язык и всячески показывая своим пыхтением, что будет крайне рад, если в ближайшие полчаса или около того его выпустят погулять. – Что-то я сегодня заспалась, да? – И она решительно спустила ноги с кровати и набросила теплый халат. – Ну, пойдем.

Он потрусил впереди нее из спальни и, вприпрыжку сбежав по лестнице, ринулся по коридору к двери.

Она говорила, глядя на его виляющий хвост:

– Знаешь, ведь это несправедливо. У меня нет даже намека на головную боль, которая могла бы удержать меня сегодня дома с тобой. Как ты думаешь, Тоби, не могу ли я притвориться, что мне показалось, будто сегодня не будет урока, потому как мамочка и папочка этих деток только что вернулись домой?

Тоби, не реагируя на ее слова, ловко выскочил в дверь, едва Кэтрин приоткрыла ее.

И тут она рассердилась. День действительно был чудесный. На голубом небе ни облачка. Было слышно, как в нижней части сада вода журчит по камням. Воздух, правда, показался ей прохладным, и она слегка передернула плечами, хотя пока еще не вышла из дому. К полудню, если погода резко не изменится, станет совсем тепло. Именно в такой день она обычно совершает долгие прогулки с Тоби.

И она отправится на прогулку, если ей не расхочется этого по возвращении из Боудли-Хауса. А если притворится больной и не придет на занятия, то вообще не сможет выйти из дому.

Почему бы ей и не пойти? Только потому, что она может случайно встретиться с виконтом Роули? С какой стати должна она избегать его? Она не сделала ничего дурного, разве что впустила его в дом вчера вечером. Но его появление так удивило ее, она даже не подумала, что не стоило его впускать.

Она не намерена его избегать. Или вешать голову, если увидит его. Или краснеть, запинаться и все такое, отчего он решит, что лишил ее самообладания.

Кэтрин все еще сердилась, очень сердилась, что положение одинокой женщины делает ее такой слабой, предоставляет ей так мало свободы. Ее сердило, что в мире, созданном мужчинами, почти нет применения женщинам, разве что только в одной сфере. Ее сердило, что она живет в таком мире. Какое-то время, пока Тоби не вбежал в дом и она не закрыла дверь, она еще ощущала свою беспомощность – чувство унизительное и гнетущее. Но она не намерена пестовать в себе отрицательные эмоции. Покой дался ей слишком большим трудом, чтобы она могла позволить поколебать его какому-то бессердечному, надменному повесе, полагающему, что коль скоро она несколько раз улыбнулась ему, то будет улыбаться и тогда, когда он полезет в ее постель, чтобы насладиться ею.

– Тоби, – сказала она, разводя огонь на кухне, чтобы приготовить завтрак, – лучше бы я взяла себе собаку женского пола. Возможно, она не была бы уверена, что самое удобное кресло в доме поставлено исключительно для нее. Сколько же раз должна я тебе говорить, что нельзя прыгать на мою качалку?

Тоби, уютно свернувшись калачиком на вышитой подушке, лежавшей на сиденье, запыхтел в ответ и принялся бить хвостом, довольный тем, что на него обратили внимание. При этом он и не подумал слезть с кресла.

Кэтрин решила отправиться в Боудли-Хаус после завтрака и дать детям положенный урок, как делала это всегда. А во второй половине дня они с Тоби предпримут долгую прогулку.