Насков своей лошадиной походкой прошел по залу и, увидев Штааля, протянул ему влажную руку.

— Тиран все-таки жив, сын мой, — сказал он с таинственным видом, выждал мгновенье и пояснил шутку: — Титулярный советник Тиран, тот, что при Палене состоит.

Штааль с досадой отвернулся, незаметно вытер руку и пошел дальше. Перед овальной передней, у парадной лестницы, навстречу ему бросился Иванчук. Он заключил Штааля в объятия:

— Ну, поздравляю… Молодцы!.. От всей моей души поздравляю. Истинные молодцы!

— Да пусти! Отстань! — сердито сказал Штааль. Иванчук, однако, не обиделся. Теперь он видел в Штаале как бы начальство.

— Молодцы! Одно слово, молодцы, — говорил восторженно Иванчук. — Ведь я знаю, ты участвовал в дельце. Признаюсь тебе теперь, участвовал и я. Только мне граф приказал дежурить в его доме: были важные распоряжения… Ах, как я рад… Поздравляю… Ну, расскажи, жарко было, а?

Штааль нехотя принялся рассказывать и почувствовал, что рассказывает не без удовольствия, хоть для приличия он морщился при некоторых подробностях, показывая, как ему было тяжело «убивать человека». Роль его в деле была достаточно опасна, можно было не приукрашивать рассказа. Но как только Штааль сообщил, что в самом убийстве не принимал участия, по выражению лица Иванчука он понял, что этого лучше было не рассказывать.

— Ну да, конечно, ты не мог важную роль играть в этаком деле, — уже несколько иным тоном сказал Иванчук и сообщил Штаалю подробности убийства.

— Душили Николай Зубов и Яшвиль, а шарф, говорят, дал Скарятин. Но первая персона в деле был натурально патрон, Петр Алексеевич, Он теперь истинный диктатор…

— Ты его видел?

— Нет, где же? Его-то и жду… Граф всю ночь носится по городу, все разные меры принимает. Войска объезжает, генералов рассылает как мальчишек. Ведь с Англией покойник довел нас до войны, — я давно говорил… Аресты идут вовсю. Вся павловская шайка схвачена, Аракчеев задержан на заставе. Вот только Кутайсов сбежал, верно к Шевалихе… Экая голова Петр Алексеевич, и сила истинно дьявольская! Другого такого человека нет во всей России. Из нынешнего дельца без него ничего бы не вышло… Ведь это он преображенцев остановил, — я тебе говорю: как из земли вырос. А то они бы всех нас на штыки подняли. Любили, любили покойника, мужичье… Был бы нам всем репремант.

Иванчук рассказывал уже как очевидец. Штаалю вдруг вспомнился мосье Дюкро, то, что он говорил о Баррасе после Девятого Термидора. «Только бы иметь успех, все за тобой побегут… Совсем как тогда Дюкро…»

— Да, кстати! — воскликнул Иванчук. — Знаешь ли новость? Знаешь, кто еще скончался этой ночью? (он выждал несколько секунд, устанавливая, что Штааль не знает новости). Баратаев… Николай Николаевич Баратаев.

— Быть не может!

Штааль глядел с радостным изумлением на Иванчука.

— Быть не может! От чего?

— Не знаю, кажется, от аневризмы, скончался скоропостижно. В канцелярию только что прибежали слуги сказать. Вчера был здоров, а нынче нашли мертвым.

— Может, самоубийство?

— С чего ты взял?.. Ах, вот и Петр Алексеевич, — вскрикнул, меняясь в лице, Иванчук.