– Генпрокуратура, Турецкий, – представился Саша краснощекому капитану милиции и, не дожидаясь, пока тот назовет себя, спросил:

– Тут где-то следователь должен быть, Парфенов, видели?

– Там они, – показал капитан пальцем в приоткрытую дверь квартиры напротив. – Ну, вааще!… – и показал головой не то с осуждением, не то с юмором.

Впрочем, оценить последнее Турецкий смог, едва переступил порог квартиры номер три. Она оказалась однокомнатной, но довольно большой, с альковом. И освещена в настоящий момент большой старинной керосиновой лампой под стеклянным абажуром. Увидев «важняка», Игорь встал из-за стола, словно собираясь докладывать, но Турецкий жестом ладони предложил ему сесть и обернулся к хозяйке.

Пожилая крупная дама в атласном, переливающемся всеми красками радуги халате, сидела в кресле у стола напротив следователя, заполнявшего, надо понимать, протокол допроса свидетеля, и на коленях у нее примостилась лохматая собачка с блестящими выпуклыми глазами. «Собачка задыхается и воет», – вспомнил Турецкий.

Мгновенно оценив старшинство вошедшего Турецкого, хозяйка ринулась к нему, а собачка завизжала так, будто ей наступили на хвост.

– Нет! – закричала хозяйка, словно находилась не в собственной квартире, а на одесском Привозе. – Вы только послушайте! – Она ткнула своей собачкой в Игоря. – Я заявляю про то, как все было с самого начала, а мне устраивают пытку: когда я Пусю, извините, водила гулять? Ну?! Я говорю, что мы с Пусей первые унюхали эту газовую вонь, чтоб она сдохла, а мне говорят, в каком часу!

– Я понял! – едва сдерживая улыбку, Турецкий вытянул обе руки перед собой, пытаясь остановить поток красноречия. – Все! Уже все абсолютно понял. – Он невольно скопировал этот анекдотически повсеместный южный акцент, чем изумил даже даму с собачкой, не говоря о следователе окружной прокуратуры, который едва не ткнулся носом в разложенные листы протокола. – Можно мне вам по секрету?

– А ну? – охотно насторожилась дама.

– Так я вам скажу, – перешел на таинственный шепот Саша, – чтоб вы знали, мадам, он, – Турецкий показал глазами на Парфенова, – самый у нас в прокуратуре умный и главный следователь. Вы знаете, чей он ученик? – И, увидев замершие в волнении глаза хозяйки, поднял указательный палец вверх: – О!

Дама немедленно оценила жест и с полным пониманием возвела очи к люстре, которая в этот момент вспыхнула всеми пятью лампочками. Слава Богу, электрики постарались и дали свет. Но эффект данного события превзошел все ожидания: Рива Марковна – так звали шумную хозяйку квартиры номер три – была прямо-таки потрясена знамением. Оставалось надеяться, что и трезвый житейский разум ее не покинет, а Игорю Парфенову удастся зафиксировать ее показания согласно установленному уголовно-процессуальным кодексом порядку. Не давая ей опомниться, Саша пророчески вскинул руки:

– Ну вот! А я вам что говорил?! Вы меня извините, но мне совершенно необходимо сказать господину следователю буквально несколько слов. Секретно!

– Ой, я так вас понимаю! – почти с робостью откликнулась дама. – Я с удовольствием выйду.

Когда за ней закрылась дверь, Игорь беззвучно захохотал, зажав рот обеими ладонями, глаза его заблестели от слез.

– Александр Борисович, вы больше, чем Бог! Я ж за полчаса ни одного слова не мог вставить! Ну прямо какой-то словесный понос при умственном запоре! А вы – бац! – и уноси готовенького!…

– Ладно тебе, – ухмыльнулся польщенный Турецкий.