– Ну и дела! Вот ведь чего выдумали! – Амеде повернулся к Паскалю Пастореччья, который сидел ближе других. – Может, ты знаешь этих типов?

– Нет!

Амеде окликнул Мурато.

– А ты, Жан-Батист?

– В первый раз слышу их имена, Амеде!

Шарль Поджьо не стал ждать, пока поинтересуются его мнением.

– И я тоже! – заявил он.

Комиссар не отличался большим терпением.

– Да прекратите ли вы эту комедию, совершенно недостойную корсиканцев? – заорал он, стукнув кулаком по столу.

– Ты начинаешь действовать мне на нервы, малыш, – буркнул Амеде.

– Что?

– Повторяю: ты начинаешь действовать мне на нервы. Не для того я дожил до таких лет, чтобы какой-то молокосос разговаривал со мной подобным тоном!

– А что, если я отправлю вас в камеру поучиться уважать полицейских при исполнении служебных обязанностей?

Альма горестно застонала, чем немедленно навлекла на себя гнев мужа.

– Теперь еще ты вздумала хныкать?

– Но если ты будешь в тюрьме, кто позаботится вовремя дать тебе капли от печени?

– Состояние моей печени полиции не касается, и надо потерять всякий стыд, чтобы вот так выставлять нашу личную жизнь на всеобщее обозрение! Вылитый портрет старой стервы, своей бабушки! Впрочем, все вы одним миром мазаны! А мне бы следовало поостеречься и не брать в жены девушку из Бонифачо!

Подобное замечание Мурато никак не мог пропустить мимо ушей без урона для собственной чести.

– Интересно, что ты можешь иметь против жителей Бонифачо, Амеде?

– То, что они подсунули мне Альму!

– Ну какой же ты врун, Амеде! – возмутилась Антония. – Никто тебе Альму не подсовывал, ты сам за ней явился!

– Неправда! И вообще, откуда ты знаешь?

– Альма сказала!

Паскаль Пастореччья попытался утихомирить разбушевавшиеся страсти.

– Как вам не стыдно ссориться при посторонних? Это очень нехорошо!

Но Амеде не желал слушать мудрых советов.

– А ты чего вмешиваешься, Паскаль? Ни Антония, ни я сам не спрашивали твоего мнения!

– Эти уроженцы Аяччо – ужасные гордецы! – ядовито добавила Антония. – Вечно им надо поучать других!

– Все они считают себя Наполеонами! – поддержал ее Амеде.

Неожиданное объединение противников, сообща набросившихся на него, возмутило Паскаля.

– И не стыдно вам, дикари вы этакие? Что такого вам сделали аяччийцы? За что вы их оскорбляете? Честное слово, как только речь заходит о нас, вы становитесь почти так же бессовестны, как бастийцы!

Как будто дремавший Шарль Поджьо мигом подскочил.

– А знаешь, что с тобой сделают бастийцы, Паскаль? Да они тебя…

– Замолчите вы или нет? – рявкнул комиссар. – Сейчас, в том деле, которое меня интересует, все вы одинаково хороши!

– Вы считаете себя выше других только потому, что родились в Корте? – насмешливо бросил Амеде.

– Нет, но как представитель закона я…

– Вот и отлично! Потому что, если бы вы знали, что я думаю о кортийцах…

И только теперь послышался суровый голос Базилии Пьетрапьяна.

– Что ж, мне было бы весьма любопытно выслушать твое мнение о кортийцах, Амеде.

Наступила глубокая тишина, которую не смел нарушить даже Прато, и это укрепило уверенность Оноре, что именно Базилия всем верховодит, и пока он не обломает ее, все остальные ничего не станут слушать.

– Смотрю я на вас, и мне обидно, что мужчины и женщины ваших лет ведут себя, как ребятишки-несмышленыши, – с наигранной горечью проговорил комиссар.