—       Он отказался от своих обвинений,— Сталин, каза­лось, хотел проявить объективность. Пустяк по сравне­нию со всем содеянным, но Ворошилов обиделся.

—      Да, отказался, хотя группа Якира и Уборевича на заседании вела себя в отношении меня довольно аг­рессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно.

И страшно, и жалко. Катастрофа! Бездонная чер­ная яма! А он никак не мог отделаться от ничтожных обид.

—      Я, как народный комиссар, откровенно должен сказать,— он подпустил толику самокритики,— что не только не замечал подлых предателей, но даже когда некоторых из них (Горбачева, Фельдмана и других) уже начали разоблачать, я не хотел верить, что эти люди, как казалось, безукоризненно работавшие, спо­собны были на столь чудовищные преступления. Моя вина в этом огромна. Но я не могу отметить ни одного случая предупредительного сигнала и с вашей стороны, товарищи... Повторяю, никто ни разу не сигнализировал мне или ЦК партии о том, что в РККА существуют контрреволюционные конспираторы.

Теперь и он, вслед за Сталиным, обвинял всех и вся. Заседание продолжалось четыре дня.

—       Военно-политический заговор против Советской власти,— Сталин дал обобщенную формулировку,— стимулировавшийся и финансировавшийся герман­скими фашистами,— он перечислил состав руководяще­го центра в том порядке, как это было в заявлении Тухачевского,— это ядро, которое имело систематиче­ские сношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером, и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и заказам германских фашистов.

Никто не обратил внимания на анахронизм — рейх­свер, вместо вермахта, превращавший обвинение в сот­рудничестве с фашизмом в исторический ляпсус. Ха­рактеризуя заговорщиков, всех, кроме Бухарина, Ры­кова и Гамарника, объявил шпионами.

—      Он оперативный план наш,— словно сдерживая себя из последних сил, обрушился на Тухачевского,— оперативный план — наше святае святых передал не­мецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион... Якир система­тически информировал немецкий штаб... Уборевич — не только с друзьями, с товарищами, но он отдельно, сам лично информировал, Карахан — немецкий шпион, Эйдеман — немецкий шпион, Корк информировал не­мецкий штаб начиная с того времени, когда он был у них военным атташе в Германии.

Получалось, что почти все — Тухачевский, Рудзутак, Карахан, Енукидзе — были завербованы одной- единственной женщиной, датчанкой Жозефиной Енсен, работавшей все на тот же рейхсвер.

—       Это военно-политический заговор,— как гвозди вколачивал вождь отброшенное Гитлером наименова­ние.— Это собственноручное сочинение германского рейхсвера. Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор, и эти господа взялись за заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им военные секреты, и эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет, чтобы существующее правительство было снято, перебито, и они взялись за это дело, но не удалось,— казалось, его излюбленным повторениям не будет конца, как обращению комет в пустоте.— Рейх­свер хотел, чтобы в случае войны было все готово, чтобы армия перешла к вредительству, с тем чтобы армия не была готова к обороне, этого хотел рейхсвер, и они это дело готовили. Это агентура, руководящее ядро военно-политического заговора в СССР, состоящее из десяти патентованных шпиков и трех патентованных подстрекателей-шпионов. Это агентура германского рейхсвера,— возвращались по вытянутой эллиптиче­ской траектории ледяные ядра-слова.