Одетый в штатское Уборевич шел по коридору между двумя чекистами.

Она закричала.

—       Не волнуйся, Нинок, все уладится,— успел ска­зать он, прежде чем их растащили в разные стороны.

Нину Владимировну затолкнули в ближайшее купе и продержали взаперти до самого вечера.

Она возвратилась домой, когда там уже шел обыск. Работало пятеро...

В ту же ночь провели очную ставку.

—      Уборевич состоял в нашей правотроцкистской —организации с тридцать первого года,— угрюмо проце­дил Корк.

—       Категорически отрицаю. Это все ложь от начала до конца. Никогда никаких разговоров с Корком о контрреволюционных организациях не вел.

Ушаков доложил Леплевскому, что Уборевич ведет себя неправильно.

—      Вас что, учить надо?

Ушакова не надо было учить. Он и не таких колол.

Фельдман поначалу тоже от всего отпирался. «Какой еще заговор, тем более против Ворошилова? Климент Ефремович учил нас, растил, воспитывал...» Знакомая песня!

Ушаков изучил личное дело арестованного, вызвал его к себе в кабинет, запер дверь и вскоре Фельдман писал под диктовку. А Тухачевский? Кто вытаскивал из Тухачевского?

Но сейчас даже не дали как следует познакомиться с делом — очная ставка прямо с колес.

Уборевича ломали вдвоем с Леплевским, пока не подписал заявление на имя Ежова. Сначала одно, затем другое.

С Якиром вышла небольшая осечка. Следователь Глебов то ли из ложного сочувствия, то ли по неопыт­ности зафиксировал отказ от показаний. Глебова отстра­нили и выправлять положение пришлось тому же Уша­кову.

— Я почти не ложился спать,— доложил он,— но вернул Якира к прежним показаниям. Это Глебов стал сбивать его*..

Леплевский приказал арестовать Глебова.

Постановление было оформлено решением Политбю­ро от 30 мая и 30 мая — 1 июня 1937 г. Голосование проводилось опросом.

«Утвердить следующее предложение Политбюро ЦК: ввиду поступивших в ЦК ВКП(б) данных, изобли­чающих члена ЦК ВКП(б) Якира и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Уборевича в участии в военно-фашистском троцкистском правом заговоре и в шпионской деятель­ности в пользу Германии, Японии, Польши, исклю­чить их из рядов ВКП и передать их дела в Наркомвнудел».

«Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате обороны и исключить из состава Военного Совета,— говорилось в другом решении от 30 мая,— как работников, находящихся в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре».

Армкомиссар первого ранга Гамарник всего десять дней назад был утвержден членом Военного совета Среднеазиатского округа, а Аронштама, армкомиссара второго ранга, определили на такую же должность в Куйбышев.

Кого сразу стирали в пыль, кого пересеивали из сита в сито.

Ян Борисович Гамарник страдал тяжелой формой диабета. По утрам к нему на дом в Большой Ржевский переулок приезжала медсестра.

Маршал Блюхер заехал на московскую квартиру за женой в начале седьмого. Она сидела перед трюмо, уже одетая для театра. Наводила последний лоск. В Большом давали «Жизель». На закрытом посещении ожидались члены правительства.

— Французские?— Василий Константинович повел носом.— Ты же знаешь, что Сталин не любит. Могла бы «Красную Москву» по такому случаю... А вообще-то с театром срывается.