В том числе и перепечатанные «Правдой» кондовые обороты: «Ничего нового не обсуждалось», «Сердечность и откровенность с обеих сторон знаменуют новый период в отношениях». Единой капли бывает достаточно, чтобы подозрение превратилось в уверенность. Но вызревшее решение уже не нуждалось в подпитке. К общему итогу на счетах добавлялись еще две-три костяшки — только и всего. Лишний повод задуматься — не больше. В сущности, ничего нового, как в «Правде».
«Ничего нового?.. — анатомируя мысль, спросил Сталин.— Но разве новое не есть хорошо забытое старое? Невыкорчеванные подчистую корни, например? Двурушничества, предательства? И с кем, позволительно спросить, «откровенничать»? «Сердечность» с кем? Со злейшим врагом первого в мире социалистического государства?»
Множа вопросы, Сталин методично сводил их к одному-единственному ответу. Конечный вывод неявно предшествовал взаимоувязке посылок, подстраивал ее под себя. Поэтому все сходилось. Он сосредоточенно вчитывался в обзор, подчеркивая синим карандашом отдельные фразы и фамилии. Отложив последнюю страницу, раскрыл папку с разработками крупного политического процесса, который придется провести в две фазы. На сегодня это стало первоочередной задачей. Остальное могло обождать. Всему свой срок. «Хорошо ли это?— продолжал анализировать Сталин.— Неплохо. При нынешних условиях это действительно неплохо, так как одно должно вытекать из другого».
Он заново пробежал длинный перечень бывших оппозиционеров, пометил несколько фамилий и перенес их из второго списка в третий. Словно колышек вбил для грядущей стройки. Намечая подобные перестановки, он не только отрабатывал логику очередности, когда звено цепляется за звено, но и продумывал новые разветвления, подчас неожиданные. Такие решения не могли считаться окончательными. Диалектика жизни всегда вносила свои коррективы в умозрительную последовательность... Смирнов все' еще не дал показаний, но так или иначе его фамилия должна прозвучать. И еще какая-нибудь, пусть даже третьестепенная, но с дальним прицелом на армию. Порядок имен должен именно вытекать, причем самым естественным образом, по ходу дела. Словно круги по воде от внезапно упавшего камня.
Подбор подходящих кандидатур отнимает уйму драгоценного времени. Начинать всегда трудно. Только итоговый росчерк не требует длительных размышлений.
И в самом деле, окончательные решения вождь выносил без проволочки.
Однажды — это было двенадцатого декабря тридцать третьего года, незадолго до полуночи — он вместе с Председателем Совнаркома Молотовым подписал тридцать списков приговоренных по первой категории! Просмотр 3187 фамилий, среди которых встретилось немало знакомых, занял тогда не более часа. Чтобы проветрить мозги, спустились потом в кинозал и до утра гоняли комедийные фильмы.
На протяжении последних двух лет общее количество репрессированных стремительно возрастало, и память начала давать сбои. Работая как-то над очередным списком, Сталин добавил несколько новых имен, которые так и просились в схему, но вскоре выяснилось, что они вовсе не новые, а, наоборот, безвозвратно прошли по другому делу. Кажется, Ягода так и сказал: «безвозвратно». Нет ничего ошибочнее такого вывода. Уходят люди, но остаются дела. Бумаги переживают людей.
Ягода предлагает осудить и расстрелять троцкистов, уличенных в терроре. Остальных — этапировать в дальние лагеря. Всех подчистую: отбывающих ссылку и вычищенных из партии. Ему кажется, что это радикальное предложение. Но разве принадлежность к оппозиции ограничивается формальной поддержкой платформы Троцкого?
Сталин направил письмо наркома на заключение прокурору Вышинскому. Пусть поглядит со своей колокольни. |