Последние терзали всю Европу, захватив Россию, Турцию и даже Египет и Сирию, всколыхнули балканских христиан, угнетенных турками, и пробудили интересы всех европейских держав к Восточному Средиземноморью, Балканам и, естественно, Проливам. Наполеон I заявлял: кто владеет Константинополем, тому принадлежит весь мир! Истина весьма спорная, но звучало здорово!

По завершении разгрома Наполеона, Александр I, негативно относившийся ко всяческим революциям, крайне холодно реагировал на стремление греков к независимости, чем и стимулировал вмешательство Англии в балканские проблемы. В ходе Русско-Турецкой войны 1827-1829 годов войска уже Николая I вышли на подступы к Константинополю – и вынуждены были отступить под угрозой Британского флота. Война хотя и завершилась явной победой России (Турция признала ее права на восточные берега Черного моря и протекторат над Дунайскими княжествами Молдавией и Валахией; была признана независимость Греции), но привела к тяжелейшим разочарованиям российской публики: «известие об Адрианопольском мире не вызвало большой радости; все ждали занятия Константинополя», – отмечалось в аналитическом обзоре III Отделения.

В 1832 году египетский паша поднял мятеж против турецкого султана; египетские войска наращивали стремительное наступление на Турцию. Султан счел вынужденным обратиться за помощью к России. Для защиты турецкой столицы в Босфор был введен русский флот, а на берега высажены войска, остававшиеся там с марта по июнь 1833 года. Англичане и французы дружно всполошились: египтяне подверглись их ударам, а русских вежливо, но настойчиво попросили убраться из Босфора. На прощание Турция и Россия заключили Уникер-Искелесийский договор: Россия обязывалась охранять интересы Турции, а последняя – закрыть Проливы для прохода военных судов других стран. Права русского флота оставались неопределенными: уже после подписания договора русская балтийская эскадра вице-адмирала П.И.Рикорда с разрешения Турции проследовала из Эгейского моря в Черное – это оказалось последним пребыванием российского военного флота в Проливах вплоть до завершения Первой Мировой войны (кроме единичных заходов канонерских лодок с дипломатическими миссиями в Турцию и Грецию).

Полученные уроки разнообразного свойства Николаю I впрок не пошли: он явно недооценил позицию англичан и пренебрег дружественностью турок. Во время визита в Англию летом 1844 года Николай публично разглагольствовал о необходимости делить наследство «больного человека» – Турции, и встречал, как ему казалось, сочувственное отношение. Не насторожило его и новое появление английского флота в Босфоре в 1849 году – в ответ на ультимативные требования русских, пытавшихся преследовать венгерских повстанцев (и польских волонтеров, принявших участие в Венгерской революции), нашедших убежище на турецкой территории.

Между тем, противоборство Англии и России в то время только разгоралось: англичан заботили и попытки продвижения России в Среднюю Азию – по направлению к Индии, и возможность появления российского флота в Средиземном море, хотя в ходе различных военных конфликтов русские эскадры неоднократно возникали там еще с XVIII века.

Но сила флота определяется не только силой его кораблей, но и возможностью базирования; русские же никаких баз в Средиземном море не имели, и могли пользоваться там лишь услугами временных союзников. Захват же Проливов, Мраморного моря и Константинополя означал не только получение русскими великолепных возможностей базирования в Средиземноморье, но превращал все Черное море в абсолютно защищенную Дарданелльскими и Босфорскими укреплениями гигантскую внутреннюю гавань России, где она могла без помех и препятствий строить флот любой силы, выводить его если не беспрепятственно в Мировой океан (Гибралтар, а позже и Суэцкий канал оставались все же в руках англичан), то в Средиземное море, и при этом обеспечивать флот, повторяем, надежным снабжением.