Изменить размер шрифта - +

Успехи совместной российско-германской дипломатии разрядили прежнее враждебное отношение к России со стороны западных держав, и русский царь, отправившийся в апреле 1874 года в дипломатический вояж по европейским дворам (официально – на свадьбы, помолвки и юбилеи родственников), встречал повсюду теплое и заинтересованное отношение. В Англии, где он пробыл девять дней, он и королева Виктория клялись во взаимной дружбе и любви. Здесь же Александр II заявил, что отныне политика России заключается в сохранении мира в материковой Европе. Результаты такого его настроения проявились ровно через год.

 

Кризис наступил весной 1875 года.

В феврале 1875 было объявлено об окончательном установлении во Франции республики – вместо временного правительства: наглядно демонстрировалась консолидация нации перед лицом внешнеполитических угроз.

В марте французское правительство утвердило введение четвертых батальонов во французских пехотных полках (увеличение пехоты на треть). Хотя законопроект долго обсуждался в парламенте и французской прессе, что не вызывало видимого беспокойства в Германии, но после его принятия влиятельные немецкие газеты – „Kölnische Zeitung“, „National Zeitung“, „Post“ – подняли крик об угрозе французского реванша.

Мнения в германском руководстве разделились: Мольтке был за немедленную превентивную войну, Бисмарк – против.

Радовиц, приближенный Бисмарка, ездил в Петербург зондировать мнение России. Вернувшись в Берлин, он высказал на обеде у английского посла 21 апреля 1875 года французскому послу Гонт-Бирону прежнюю германскую сентенцию: «Если затаенной мыслью Франции является реванш, – а она не может быть иной, – зачем нам откладывать нападение на нее и ждать, когда она соберется с силами и обзаведется союзами». Перепуганный французский посол немедленно донес об этом своему правительству. Последнее также заволновалось и конфиденциально довело об этом до сведения дипломатических канцелярий.

Неожиданно Франция нашла защитника в лице России. Император Александр II заявил французскому послу в Петербурге Ле Фло: «Если вы однажды будете находиться под серьезной угрозой, чему я не хочу верить, вы об этом очень скоро узнаете. Вы это узнаете от меня. У нас общие интересы, мы должны оставаться едиными». Русское правительство снеслось с Берлином и Лондоном. Бисмарк дал отбой – неодобрения Лондона и Петербурга ему было достаточно, чтобы одержать верх над Мольтке и его сторонниками.

Этого Александру показалось мало: в сопровождении А.М.Горчакова он выехал в Берлин, и 11 мая, после свидания с Бисмарком, Горчаков заявил Гонт-Бирону: «Я вчера видел Бисмарка и могу вам подтвердить, что он мирно настроен и, следовательно, вы не должны опасаться с его стороны войны». Но это было еще не все: Горчаков разослал из Берлина телеграмму российским посольствам за границей: «Отныне мир обеспечен».

Вся Европа поняла происшедшее совершенно четко: Александр II и Горчаков публично приписали себе спасение Франции от войны, оскорбив тем самым Германию.

 

Трудно оправдать такой промах Александра II.

Чем он был продиктован? По-видимому, причин было несколько.

Во-первых, тайная военная конвенция с Германией: вероятно, она обязывала воевать и Россию, причем в этой ситуации непосредственно против прежних победителей в Восточной войне – это могло показаться возвращением пережитого кошмара: ведь и на Балтике, и на Черном море их превосходство снова было бы бесспорным – флот союзной Германии тогда никакой роли играть еще не мог.

Во-вторых, в Англии в это время уже ревниво поглядывали на рост влияния Германии, и окончательный разгром Франции явно противоречил традиционной британской политике поддержания равновесия в материковой Европе. Об этом в феврале 1877 года прямым текстом заявил премьер-министр Б.

Быстрый переход