Изменить размер шрифта - +
Шелтон наставлял меня, намереваясь сделать своим учеником. Он же впервые привез меня ко двору и оставил служить оруженосцем лорда Роберта Дадли, ввергнув тем самым в пучину смертельно опасных приключений.

Я отогнал непрошеные воспоминания.

– Не понимаю, – сказал я, поднимая взгляд на Сесила. – Здесь описано, как королева Мария принимала делегацию испанцев, которые привезли ей поздравления императора Карла Пятого по случаю коронации. Что в этом необычного? Одна монаршая особа поздравляет другую.

– Переверни страницу, – велел Сесил. – Переверни вверх ногами и поднеси к свету.

Я подошел к окну и прижал к стеклу исписанный лист. Пришлось напрячь зрение, но в конце концов я разглядел, как между чернильных строчек проступают иные – белые, прозрачные.

Внутри письма было скрыто иное послание.

Я сощурился.

– Ничего не могу разобрать. Слишком блекло.

– Особые чернила, которыми воспользовался автор письма, проявляются под действием лимонного сока, – пояснил Сесил. – Уловка довольно распространенная, и я должен со стыдом признать, что распознал ее не сразу. Тут явно действовал любитель. Вначале я решил, что кто-то хочет сыграть со мной дурную шутку, посылая донесения о внешне невинных событиях при дворе. Однако письма все прибывали, и в конце концов я заподозрил неладное. По счастью, леди Милдред всегда заготавливает сок лимонов из нашего сада.

Сесил взглянул мне в глаза.

– Я переписал для тебя весь текст вот на этот лист. Невидимое письмо гласит, что неофициально испанская делегация доставила королеве Марии тайное предложение Карла Пятого о браке с его сыном принцем Филиппом.

– Филипп? – вздрогнул я. – Наследный принц Испанский?

– Он самый. И император не просто монаршая особа. Он двоюродный родственник королевы, которого она всегда считала своим наперсником. Она доверяет его советам. Если Мария примет предложение сочетаться браком с его сыном, то одним из условий помолвки станет возвращение Англии в лоно католичества. На меньшее Карл Пятый не согласится. Точно так же очевидно, что сближение с Римом будет грозить смертельной опасностью всем протестантам этой страны, и прежде всего Елизавете.

Сесил взял листок, на который переписал для меня невидимые строчки из донесений анонима.

– Вот, читай. «Ее величество всецело полагается на советы имперского посланника Симона Ренара, который считает Елизавету внебрачным отпрыском и еретичкой, а само ее существование – угрозой королеве». – Сесил поднял взгляд на меня. – Все в том же духе, по две-три строчки на каждое донесение, но, взятые вместе, они создают совершенно ясную картину.

Сердце мое застучало чаще. Пускай Сесил и лжец, но, когда дело касается Елизаветы, на его слова можно положиться без оглядки. Елизавета была для него всем; в ней заключался смысл его существования, она стала звездой, которая вела его сквозь тернии опалы, поскольку гибель Нортумберленда означала падение самого Сесила: королева Мария удалила его от двора.

– Мне кажется, ее величество не из тех, кто легко поддается чужому влиянию, – сказал я.

– Да, в этом она похожа на своего отца: все решения принимает сама. Вместе с тем она дочь Екатерины Арагонской, испанской принцессы, а Симон Ренар представляет интересы Испании. Он уже много лет служит императору Карлу Пятому, и королева Мария считается с его мнением. Если Ренар заявит, что Елизавета представляет угрозу ее вере и ее желанию заключить брак с принцем Габсбургов, ничто не сможет более верно возбудить ее подозрения. Королева, в конце концов, чрезвычайно религиозна. Она искренне верит, что сам Господь привел ее на трон через все превратности судьбы. Елизавета исповедует протестантскую веру, а стало быть, прямо противостоит всему, чего Мария надеется достичь, в том числе возвращению Англии в лоно католицизма.

Быстрый переход