— Да, сегодня славный день, — согласился я. — Триумфатор воистину его заслужил.

Я кивнул в сторону Лукулла, который стоял неподалеку. На нем была обычная тога, но красная краска после долгого пребывания среди толпы благожелателей существенно померкла.

— Когда видишь такое шествие, так и подмывает совершить что-нибудь подобное, — признался Гибрида.

Подобные заверения, подумал я, не сулят ничего хорошего Македонии. В эту провинцию Гибрида направлялся в качестве наместника по истечении своих консульских полномочий.

Цицерон поприветствовал меня тепло, хотя и несколько официально. Мы всегда были в добрых отношениях, но теперь он достиг вершины публичной деятельности, а я находился лишь у ее подножия. Движение по карьерной лестнице заставило его выработать такие не свойственные ему ранее черты, как тщеславие и сознание собственной важности. Нельзя сказать, что они были ему к лицу. Во всяком случае, в молодые годы его характер мне нравился больше.

Запахи пиршественного стола так возбудили мой изголодавшийся желудок, что он громко заурчал. Я с трудом подавил желание схватить один из кубков, которые разносили по столам. Темнокожие рабы сновали повсюду с тяжелыми амфорами на плечах, проверяя, все ли кубки наполнены. Начни я слишком рано пить, могло случиться, что торжественный ужин был бы для меня потерян. Во всяком случае, он наверняка стерся бы из памяти.

Человек, стоявший под прекрасным кипарисом, был отнюдь не красавцем. Его лицо пересекал большой шрам, едва ли не поглотивший весь нос. Это был мой отец Деций Цецилий Метелл Старший, известный всем под прозвищем Безносый. Облаченный в белую тогу, он воплощал неизбывное достоинство. Недавно отец вернулся из провинции Трансальпийская Галлия, поэтому еще не успел избавиться от повадок небожителя, каковым он почитался, пребывая в должности проконсула. Я поздоровался с ним, и он ответил в своей привычной манере:

— Ты еще трезв? Ответственная должность идет тебе на пользу. Как дела в сокровищнице?

То, что я не получил лучшего назначения, отец относил на счет моей никчемности и непопулярности. И в этом был совершенно прав.

— Если Лукулл не построит еще одного храма Сатурна, — ответили, — придется размещать захваченную им добычу на крыше.

— Не торопись с выводами, сынок. Не успеешь обернуться, как она начнет исчезать из храма с такой же быстротой, с какой появилась. Если не быстрее.

Выражение лица у него было еще более удрученным, чем обычно. Очевидно, он сетовал на то, что за свою жизнь ему ни разу не довелось отпраздновать своего Триумфа и, возможно, уже не доведется, ибо его служба в должности проконсула прошла без крупных военных действий. Отец бросал сердитые взгляды на компанию странных молодых людей, стоявших у декоративного пруда и восхищенно наблюдавших за плавающим карпом. Было видно, что они изрядно нагрузились вином, поэтому вели себя вызывающе. Немногие из них были прилично острижены и облачены в тоги, большая часть компании была одета в туники и штаны, расписанные ярким полосато-клетчатым рисунком, и имела длинные волосы и усы.

— Это что еще за диво? — спросил я отца.

— Это аллоброги. Дикари из северных территорий моей бывшей провинции. Явились пожаловаться на вымогательство со стороны римских должностных лиц. Если им повезет и они найдут какого-нибудь падкого до славы законника, то меня призовут к ответу.

— Жалобы на вымогательство римских наместников уже стали притчей во языцех, — добавил я. — Как думаешь, есть ли в них хоть доля истины?

— Видишь ли, сынок, этот народ заражен бунтарским духом от природы.