– Ну что, проверил?

– Проверил. На сто шагов и из такой не промахнусь.

– А на три сотни?

– На три сотни – другая нужна. Три сотни для неё – многовато.

– Что, ворошиловский стрелок?

– Охотник.

– Белку в глаз? Да?

– Я охотился на крупного зверя. Волк, лось, медведь, росомаха…

– О! Звучит внушительно. Но война – не охота на медведя. А может, мне тебя к разведчикам определить? Нет, пожалуй, рановато. Слыхал, политрук и так грозился донесение подать? И подаст. В гриву-душу… Подаст! А винтовку, поновей, после первого же боя себе подберёшь. Если эту не бросишь. Когда немец на этом берегу появится.

– Не брошу.

– Тут, брат, хоть в нитку избожись, а если в деле ни разу не бывал… Ладно, держись возле стариков. С ними сам себя скорей узнаешь.

Колядёнков, казалось, думал уже о другом. Он посмотрел вниз, на речку, и рассудил:

– А на эту сторону его и пускать не надо.

– Это ты правильно рассудил. Для того мы тут и оборону строим.

К полудню заметно потеплело. Даже ветер утих, а вскоре и вовсе будто прилёг в дальних лощинах. Над окопами мягко зашуршало. Люди подняли головы. Мягкий, и правда что не снег, а лебяжий пух падал на землю, устилал сырое, исхлёстанное дождями пространство.

– И где наш старшина запропастился? Вон уже и снег пошёл, зима наступает, а его всё нет.

– Пропадём с таким обеспечением.

– А ты курни. О похлёбке и забудешь.

– Старшина – что? Рано или поздно отыщется. А вот когда полк подойдёт? Видать, что германец раньше подкатит.

– Где он, полк? Есть ли он в наличности? В той стороне, где полк остался, вон какой грохот стоит…

Солдатские голоса меркли в окопах. Снег их придавливал, глушил. Но Мотовилов, проходя в сторону моста, где ещё час назад окопалось и затихло промежуточное боевое охранение, понимал говоривших по обрывкам фраз, по самой интонации, с которой бойцы тосковали и о кухне, и о том, о чём думали сейчас все.

У моста он спрыгнул в пулемётный окоп, поговорил с номерами. В это время позади, за дворами и полем, косым и уже побелевшим платом уходившим на северо-восток, к самому горизонту, по-журавлиному вскрикнул маневровый паровоз. Там проходила узкоколейка, которая вела в Серпухов. Мотовилов послал туда разведгруппу. По его расчетам, она должна была вот-вот вернуться.

– Трояновский, – приказал он сержанту, – ваша задача, как я уже сказал, прикрыть огнём отход передового боевого охранения. Смотрите, не перестреляйте своих. Асеенков будет отходить вон по той балке. Их двенадцать человек. Запасные отрыли?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – козырнул командиру группы Трояновский.

В сержанте чувствовалась некая внутренняя пружина, которую он сам сжал и теперь умело придерживал, чтобы не она управляла им, а он ею. «Видать, действительную отслужил», – подумал Мотовилов, примечая следы умелой распорядительности младшего командира. «Даже “гочкис” пулемётчики предусмотрительно сняли с бруствера и опустили на дно окопа, прикрыв сверху дерюжкой. А в деревню всё же сбегали, не утерпели», – догадался он, но ничего не сказал.

По мосту ходил часовой с винтовкой. Небольшенького роста, в шинели, набрякшей дождём и казавшейся непомерно длинной, он важно расхаживал от одной перилы к другой, поглядывал то за бугор, куда уходила дорога и куда час назад ушла группа лейтенанта Асеенкова, то на окопы, то на пулемётный окоп, то, мельком, на ротного.