Чтобы каждый участок с видом на реку. Вовсю уже строительство идет. Бульдозерами землю ровняют, тракторами песок возят, цемент льют, сваи копают. Туда-сюда грузовики только и мотаются. Я один раз была, так еле ноги унесла.
Катька удивленно глянула в окно – тот же безмятежный пейзаж.
– Никаких грузовиков не вижу.
– Так они по нашей дороге больше не ездят. Они теперь по реке груз доставляют.
– Там есть мост?
– Не мост, а переправа. Бизнесмен этот посчитал, что паромную переправу наладить будет дешевле, чем дорогу строить. Вот и доставляет, что ему нужно, на пароме.
– Значит, в Олеховщине сейчас много народу?
– Полно!
У Катьки-то сложилось несколько другое представление об этом месте. Но дядя успел ей шепнуть, что их интересует не сама деревня, им нужен погост. Туда бизнесмен вряд ли успел добраться, как-никак кладбище слишком далеко от реки.
На улице Катьку с дядей ждал здоровенный парень, как две капли воды похожий на матушку Анну. Конечно, ее сын.
– Младшенький мой, – улыбнулась матушка. – Последыш. Поскребышек.
Катька почтительно взирала на поскребышка, у которого на груди чуть рубашка не расходилась. Парня звали Митяем, было ему от роду двадцать семь лет. Если это последыш, то сколько же самой матушке? Оказалось, что в прошлом году она справила семидесятилетие.
– Кроме Мити у меня еще пятеро сыновей и три дочери, все женаты или замужем. С нами только Митя и Степа живут.
Девять детей! У Катьки глаза на лоб полезли. Она все думает, как бы хоть одного родить, а тут девять. И мать в семьдесят с лишним ворочает огромные чугунки в русской печи.
– Ой, ну надо же!
Больше Катя ничего не смогла из себя выжать, как ни старалась. Впрочем, матушка Анна и не ждала ее восторгов – попрощалась с гостями и вернулась в дом.
Митя, оказывается, должен был доставить дядю с племянницей в Олеховщину, подождать и привезти обратно.
– По этой дороге вы иначе как на тракторе не проедете. А машину свою здесь оставьте. Не бойтесь, никто ее у нас не тронет.
Митя запустил двигатель, пропустил вереницу гусей, которые с важным видом шествовали по своим делам, и двинулся с места. Гуси с неудовольствием вытянули им вслед свои шеи, словно не одобряя этой поездки в Олеховщину. Но поскольку люди на их предостережение никак не отреагировали, гуси один за другим скатились к пруду.
По дороге Митя объяснил:
– Раньше-то грунтовка от нас до деревни была сносная. Да, бывали места подтопленные, но объехать их было можно. А как строительство началось, дорогу самосвалы совсем разбили. Когда ясно стало, что теперь только на тракторе проедешь, главный их паромную переправу придумал. Да мы и не против. Нечего нам там делать, гнилое это место.
– Это ты с чужих слов повторяешь?
– Сам знаю, что мне чужие разговоры. Мы с матушкой в этих местах давно живем. Еще бабка жива была, а Олеховщина уже гнилым местом считалась.
– Почему так?
– Разное говорят.
– Что, например?
– Что там привидение бродит. Дескать, давным-давно мужик своего отца зарубил, и с тех пор беды и посыпались. Врут люди или нет – понятия не имею. А только бывать я там не люблю.
– А подробности того давнего преступления знаешь?
– Не-а, – протянул Митя, не отрывая глаз от дороги. – Подробности у матушки можете узнать. А я только знаю, что старик, которого сын зарубил, мельницу держал.
Молчавший до сих пор дядя Паша неожиданно выпрямился и переспросил каким-то не своим голосом:
– Говоришь, убитый был мельником?
Голос дяди прозвучал напряженно, но это заметила одна Катя. |