— Мне показалось, ты не хочешь это обсуждать.
— Я не хочу обсуждать способ, которым я добралась до Шадизара. Что касается жилья, то у меня нет ни крыши над головой, ни денег, чтобы эту крышу заполучить.
— Только не говори, что мечтаешь поселиться в этой дыре и что платить за тебя должен я, — простонал Конан.
— Ты угадал совершенно верно. Сними для меня комнату. Мне необходимо находиться поблизости от тебя. Это облегчит нам задачу.
— Тебе не приходило в голову, что такой постоялец, как ты, вызовет ненужные вопросы? — сказал Конан, целяясь за последнюю надежду (в глубине души он понимал, что старуха права). — Люди захотят знать, почему я поселил рядом с собой не молодую, полную сил красотку, а…
— Безобразную старуху, — заключила она спокойно. — Конечно, поначалу многих это удивит, но скоро все привыкнут.
— Может быть, ты целительница? — с надеждой спросил Конан. — Это бы объяснило многое… Говорят, иногда кошмарные с виду старушенции умеют хорошо залечивать раны.
— Нет, — она покачала головой. — Никакая я не целительница. В травах я тоже не разбираюсь, если не считать двух-трех травок, которые кладут в соус. А от вида крови меня тошнит, и я падаю в обморок.
— В обморок? — Конан не верил своим ушам. — Эригона, в своем ли ты уме? Падать в обморок — привилегия молодых, богатых девиц! У всех остальных на это просто нет времени.
Эригона пожала плечами.
— Уж такая я есть. Итак, я вижу, что мы договорились. Ты снимаешь для меня комнату в кабаке Абулетеса и делаешь работу.
— Теперь, надеюсь, мы можем поговорить о работе?
— Нужно найти человека.
— Кром! Неужели я дожил до такого позора?
— Позора? — Эригона удивилась. — Я не посмела бы предложить воину ничего, что могло бы навлечь на него позор. Я хоть и женщина, но разбираюсь в вопросах чести!
— А как насчет моей воровской чести? Украсть, утащить, слямзить, выхватить из-под носа, отковырять да смыться — вот это служит к моей воровской чести. Убить какого-нибудь негодяя — еще одно достойное задание. Но найти!.. А кого я должен найти — за двести полновесных золотых?
— Молодую девушку. Ее звали Майра.
— Кем ты ей приходишься? Прабабушкой?
— Я не желаю это обсуждать! — в тоне старухи вдруг прозвучали резкие, даже властные нотки. — Я твой наниматель. Я сообщаю тебе необходимые сведения. Мои отношения с этой Майрой не входят в число необходимых сведений. Слушай внимательно. Майра — дочь богатых и знатных родителей. Ей было шестнадцать лет.
— Хороший возраст, — перебил Конан невозмутимо. Ему хотелось поставить старуху на место. Не хватало еще, чтобы им помыкала женщина, да еще такая уродливая! — В эти годы любая будущая крокодилица выглядит привлекательно. Что и сбивает с толку иных мужчин…
— Так и вышло, — подхватила Эригона, и Конан поразился тому, с каким изяществом она перехватила нить разговора. — Шестнадцатилетняя Майра была очень хороша. Темные глаза, густые черные волосы, очаровательный ротик… Она особенно гордилась своим ротиком, потому что по форме ее губы напоминали бабочку.
— Что ж, наверное, есть любители целовать распластанных бабочек, прилепленных к женскому лицу, — сказал Конан мститетльно. — Лично я предпочитаю что-нибудь более классическое. Лук, к примеру, или луну.
— Как насчет винного следа от донышка кружки? — язвительно осведомилась старуха, указывая на лунообразное пятно на столе, оставленное кружкой. |