– Скажи, он не ранен?

    – Нет, госпожа.

    – Чего хотели те дурные люди?

    – Хотели, чтоб он отдал им власть над джинном. – Помолчав секунду, Ахмет добавил: – Так он говорит. А еще сказал, что джинн огромен и если появится в доме человеческом, то обрушит стены на всех живущих в нем. И потому джинн не пришел, чтобы убить тех псов, а вызвал на помощь меня. Твоим голосом.

    Я не знала, плакать или смеяться. А если не знаешь, что будет лучшим, надо произнести молитву, что я и сделала, закончив ее словами: ва Мухаммад сафват Аллах мин хал-кихи ва мустафаху [55] . Потом спросила:

    – Ты никого не убил, Ахмет?

    – Никого, госпожа. Он не велел.

    Вздох облегчения вырвался из моей груди.

    – Приезжай за мной. Скорее!

    В машине Ахмет молчал, хмурил брови, поглядывал на меня, и лишь когда мы перебрались через мост, внезапно разразился речью:

    – Он благороден, моя госпожа. Благороден и честен! Я спросил, трудно ли джинну явиться к девушке, которую он любит, схватить ее и принести к нему на ложе. Но этого ему не хочется. Он говорит, что это насилие.

    – Может быть, ты ошибаешься и он не любит ту девушку? – промолвила я, чувствуя, как тревожно и сладко сжалось сердце.

    – Не ошибаюсь. Он сказал: она прекрасна! Видеть ее – счастье, мечтать о ней – радость!

    Адские врата захлопнулись и растворились двери джанны…

    Я спрятала лицо в ладонях. Я не хотела, чтобы Ахмет увидел, как блестят мои глаза и как пылают щеки. Голос изменил мне, но все же я смогла пробормотать:

    – Люди, что напали на него… Они не вернутся? Не причинят ему зла?

    – Не ведаю, госпожа. – Задумчиво сдвинув брови, Ахмет пожал плечами и произнес: – Жизнь человеческая в руке Создателя – неважно, повелевает ли тот человек джиннами или лепит горшки на багдадском базаре. Но я харис… я охраняю кровь Пророка – ту, что есть, и ту, что будет… Было бы легче ее охранить, если бы вы были рядом, ты и он. – По его лицу вдруг скользнула улыбка. – Понимаешь, когда вы рядом, нам удобнее о вас заботиться

    – Нам?

    – Да. Мне и джинну.

    Я рассмеялась, не отнимая ладоней от лица, и сказала:

    – Пусть Сирадж прикажет джинну, чтобы схватил меня и перенес в его жилище. А если джинн ленив и этого не сделает, я доберусь туда сама. Ты ведь отпустишь меня, Ахмет? Может быть, отвезешь?

    Он молчал целую минуту, затем послышалось:

    – Аллах выбирает, Аллах дарует, Аллах разлучает и соединяет… Кто я такой, чтобы спорить с Ним?

    Глава 16

    ВЛАДЫКА МИРОЗДАНИЯ

    Когда б я был Творцом, Владыкой мирозданья,

    Я небо древнее низверг бы с основанья

    И создал новое – такое, под которым

    Вмиг исполнялись бы все добрые желанья.

    Омар Хайям. Рубаи

    Вправе ли один человек распоряжаться жизнью и смертью тысяч, миллионов, судьбами стран, передвижением народов, природными и рукотворными богатствами? Вправе ли, объявив себя лидером, решать единолично, какие идеи приемлемы, какие – нет, к каким делам призвать соотечественников и как эти дела вершить – на поле битвы, или же мирным трудом, или в каменоломнях и лагерях за колючей проволокой? Вправе ли он искоренять инакомыслие, диктуя, как креститься, двумя или тремя перстами, каким богам кадить, какие гимны петь, что делать с иноверцами – вешать ли быстро и высоко, распять ли, пристрелить или обратить в рабов?

    Вопросы, уже решенные историей.