В каждом доме жила большая семья, а поле, доходившее до самой границы леса, было засеяно пшеницей, считавшейся лучшей во всех окрестностях. Еще дед Бейла, прежний мельник, предпочитал закупать зерно именно здесь, в Сольвейре. Но однажды через деревню проходил небольшой отряд Легионов Проклятых. Демоны выжгли всю деревню, не оставив в живых никого.

Вернер, стараясь унять тревогу, ступил на мертвую землю. Его ботинки тут же сделались серыми от пепла, а душу захлестнула смертельная тоска. Земля была покрыта глубокими трещинами, в которых, казалось, застыла запекшаяся кровь. Нигде не было видно ни травинки, ни росточка. Мертвая земля была не способна дать начало новой жизни. Почерневшие остовы домов приковывали к себе взгляд. И Вернер вздрогнул при мысли, что когда-то здесь жили люди, которых не стало за одну ночь. Не стало просто потому, что их деревня оказалась на пути Легионов Проклятых. Может, Гидеон не так уж был не прав, когда разгневался на него? Вот они, свидетельства жестокости демонов, прямо перед ним. Руины, в которых поселилась смерть. Кажется, даже спустя годы воздух остался пропитан горечью и болью.

Где-то еще сохранились черные скелеты домов, но в основном жилища обвалились, превратившись в неровные угольные груды, которые высились то тут, то там. При мысли о том, что непогребенные мертвецы до сих пор лежат под рухнувшей кровлей, Вернеру сделалось совсем жутко. И он, уже не пытаясь совладать с охватившими его тоской и страхом, бегом миновал мертвую деревню.

Дальше перед ним расстилалась неведомая дорога, ведущая к столице, а на горизонте замаячили горы. От непривычно долгой ходьбы уже ломило ноги, но Вернер лишь плотнее перехватил котомку и зашагал дальше. Ничего, ему бы только до Трамории добраться. А там уж он из шкуры выпрыгнет, только бы деньжонок подзаработать, да хоть какого-нибудь коня купить.

На тракте было на удивление малолюдно. Как будто купцы и путешественники, взбудораженные падением звезды, решили отложить поездки. Только имперские воины и отряды инквизиторов по-прежнему продолжали нести службу и мчались по своим делам во весь опор, так что Вернер, завидев на горизонте облако пыли или заслышав топот за спиной, торопился сойти с дороги и переждать, пока всадники проедут. До бедно одетого паренька с полупустой котомкой в руках никому не было дела. А Вернер, отмахавший к закату столько пути, сколько, казалось, за всю жизнь не проходил, и рад был бы напроситься к кому-нибудь в повозку, да гордость не позволяла.

Ботинки растерли ноги в кровь, от палящего зноя одежда пропиталась едким потом, котомка, которая поначалу казалась легче перышка, с каждым часом наливалась тяжестью и теперь казалась набитой камнями. Каждый шаг отдавался мучительной болью и не приближал, а как будто отдалял от Трамории.

Несколько раз Вернер заговаривал с проезжавшими путниками, спрашивая, далеко ли до города, и всякий раз слышал в ответ: к вечеру будем. «Ты-то будешь, а мне еще до завтра плестись», – угрюмо подумал он, глядя в спину очередному всаднику, пришпорившему породистого скакуна, и откусил яблоко. Он еще не успел дожевать, как всадника уже и след простыл. Только пыль вилась в воздухе, забиваясь в ноздри, покрывая плетущегося позади юношу с ног до головы и оседая на волосах. Даже у яблока был пресный вкус дорожной пыли, и Вернер раздраженно отбросил его в кусты, не съев и половины. А в следующую минуту уже пожалел о своем импульсивном поступке. Где-то еще эта Трамория? Когда ему теперь выдастся перекусить? И чем, если в кармане – ни монетки?

К закату народу на дороге становилось все меньше: все торопились добраться до поселений засветло или заночевать на постоялом дворе. Один из них Вернер как раз не так давно миновал, сожалея о том, что у него нет денег, чтобы заплатить за постой. А когда он спросил у хозяина, не нуждается ли тот в услугах мага, тучный, лысый толстяк с оплывшим жиром лицом и мутными глазками презрительно посмотрел на него и расхохотался ему в лицо.