Детинушки под прицелом

Что касается Какасенно, то в написанном Банкьери продолжении классического крочевского «Бертольдо и Бертольдино» читаем: «Какасенно был в обхвате широк, лоб у него был крохотный, глаза как плошки, брови косматые, нос вострый, губы тонкие, и с виду он был ни дать ни взять страхолюдина, иначе говоря – уродец».

Довелось ему сесть на коня: «Какасенно, не будь промах, левую ногу вдел в правое стремя и, забравшись на коня, оказался лицом к конскому седалищу, так что Эрминий чуть со смеху не лопнул, да как его ни уговаривал, Какасенно ни в какую слезать не желал».

Приезжает он к королю: «Придворные конюшие подняли занавесь, и вошел Какасенно, неся деревянную дверь на плечах. Король с королевой при виде столь блистательного явления так со смеху и покатились, глядя на такое чудачество, но пуще всех удивлена была Маркольфа; и тогда придворный мажордом, который при том присутствовал, едва оправившись от смеха, так сказал их величествам: “Да будет Вашим Величествам известно, что, поднимаясь по дворцовой лестнице, когда Маркольфа уже в залу входила, сказал этот детина одному из конюших, что надобно ему отлить. Засим отвели его, с вашего позволения, в нужное место, и когда он оттуда выходил, то не притворил за собой дверь, и я, видя такое, сказал ему так: “Отрок, потяни за собой дверь, а то напустишь смрада”, – и тогда он, сняв дверь с петель, потащил за собой, и в таком виде мы к вам его и впустили”.

Спрашивает король: “Скажи мне, Какасенно, зачем ты тащишь за собой эту дверь?” Тот отвечает: “А вам-то что за дело?” Король ему в ответ: “А такое дело, что я хозяин этому дому”. Какасенно тогда говорит: “Ну раз вы этому дому хозяин, то, стало быть, и дверь эта ваша – скажите, что мне с нею делать”. Король ему: “Отпусти ее”. Какасенно тогда говорит: “Дверь, пошла прочь, хозяин тебя отпускает; пошла прочь, говорю, уж больно ты тяжелая, сил моих нет на плечах тебя таскать”. После чего Маркольфа, “сняв с его плеч дверь, велела Какасенно поклониться королю и королеве и, исполнив земной поклон, поцеловать обоим руку; тогда Какасенно, ни дать ни взять новый Кабалао, со всем изяществом распростерся на земле и говорил так: “О, мессиры, вот я вам кланяюсь до земли, как сказала моя бабушка, вложите мне вашу руку в рот, да я ее поцелую; идите же, я жду”».

Если считать Какасенно детинушкой, тогда многие из тех, кого так назвал Падоа-Скьоппа, под это определение не подпадают. И если кто-то в тридцать лет еще живет с родителями и берет у них машину, чтобы в субботу вечером съездить на дискотеку (и, возможно, разбиться в три ночи на автостраде), то, вероятно, он похитрее, чем Какасенно, и в любом случае поступает так оттого, что никто не предоставил ему работу, а значит, вину следует возложить на общество.

Это факт. Как бы там ни было, по работе мне приходится много общаться с молодежью, и я знаю немало молодых людей, которые, чтобы иметь возможность учиться, лезут из кожи вон, лишь бы получить стипендию и/или какую-нибудь подработку, и вскладчину с друзьями снимают жилье, селясь порой по четверо в комнате, так что поневоле задаешься вопросом, почему в наших мелких фирмах работает столько иммигрантов, почему столько иммигрантов устраиваются курьерами и развозят посылки, злостно занимая (как выразились бы члены «Лиги») рабочие места, причитающиеся нашим тридцатилетним, живущим с родителями.