|
Рядом был Большой спуск, а за ними гналось существо, которое просто не могло быть настоящим. Но оно было… — Может, так он нас не заметит, — наконец выдавил из себя Бернард. — А может быть, мы навернёмся с Большого спуска, — ответил Уилсон. — Господи, да я знаю это место, — попытался успокоить его Бернард, — сейчас мои глаза привыкнут к темноте, справа будет роща, слева — спуск, между ними куча пространства. — Давай, главное, не сойти с дороги. — Это сомнительное утешение, дорога здесь загибается… Я знаю, и ты знаешь, что я знаю, то есть я в курсе, что она загибается. Блин, мужик, я же нихрена не вижу, я здесь дольше тебя, я знаю это место, как свои пять пальцев. Уилсон повернулся на сиденье и посмотрел назад. — Если он и идёт за нами, то я его не вижу. Может, отстал? — Сомневаюсь, что он отстанет, — сказал Бернард. — Это машина для убийств, он слетел с катушек и будет убивать до тех пор, пока все не умрут, и не останется никого, кого можно было бы убить… — Эх, смеху будет, приплывёт такой Кетл с припасами, а эта хрень ждёт его у причала с нашими оторванными башками в руках. Хотя нет, что-то не забавно, вообще ни разу. Чёрт, Тогл спрятался от него на дереве, а он вырвал его с корнем и достал его, знаешь, уж лучше я прыгну со скалы, лучше умереть так, чем в лапах этого чудовища, сделанного…из чего, ты говоришь, их там делают? — Глина, земля. Он довольно долго хранился в стене старой синагоги, возможно, его привезли туда ещё в давние времена, наверно, кто-то узнал о нём, возможно, тот раввин, и он решил освободить его, вдохнуть в него жизнь. Уже никто не узнает, зачем он это сделал. В любом случае, мы в полнейшей жопе.
Бернард, а может, всё таки включим свет? — Рано ещё. — Бернард развернул бульдозер, слишком резко для машины таких габаритов, и теперь они смотрели в темноту. Бернарду казалось, будто он знает, что он делает и где он сейчас. Но то были только подозрения, и не больше. Они ни во что не врезались, не сорвались с обрыва в бушующее море, они осторожно двигались по дороге, пролегавшей между деревьями и скалами, наконец, Бернард выключил двигатель. — От того, что мы остановились, стало ещё страшнее, — сказал Уилсон. — Говори тише. Бернард открыл дверцу кабины, осторожно выбрался наружу и тихонько прикрыл дверь. Уилсон сделал то же самое со своей стороны. Бернард двинулся в том направлении, откуда они только что приехали. Уилсон нагнал его и пошёл рядом, ему было слишком страшно оставаться в одиночестве. Они дошли до того места, где бульдозер проломил стену из деревьев, когда они убегали от Голема. Рядом была рощица низкорослых деревьев, сразу за ней росли более высокие. Именно там они и спрятались, осторожно раздвинув ветки, чтобы лучше видеть происходящее. Ветер почти стих, дождь закончился, луна изредка выглядывала из за тяжёлых серебристых облаков. Лунный свет падал на скалы метрах в трёхстах от них, лёгкий и призрачный, как пёрышко. От воды поднимался пар, как от чашки горячего кофе в морозный день. Стоя там, они увидели медленно плетущегося Голема. Он шёл по краю Большого спуска, не поднимая головы. В его походке было что-то, что напомнило Бернарду о тех моментах, когда он стоял на краю обрыва и смотрел вниз, размышляя, не прыгнуть ли ему со скалы и навсегда покинуть этот мир. Мог ли Голем думать о том же? Мог ли он вообще думать? У него определённо были некие зачатки разума, пусть его целью и были лишь разрушения. Они продолжали наблюдать. Голем сорвал с себя остатки тюремной одежды и с ворчанием бросил их на землю, всего за пару движений он остался обнаженный. Даже с того места, где они прятались, они могли видеть его член и мошонку, тёмные, обвисшие, будто его создатель хотел посмеяться над человеческой сексуальностью. |
