Затем, почти без всякой паузы, Джарка вновь обратился к Лэннету. Однако при этом он не смотрел на него. Казалось, он смотрит прямо сквозь Лэннета. Голос Джарки был отстраненным и задумчивым:

— Вы ведь не знаете, какой сегодня день, верно?

Перемена в выражении лица и голосе Джарки была такой внезапной и разительной, что Лэннет даже не знал, что отвечать.

— День?

Джарка словно не слышал его.

— Вы знаете, что моя двоюродная сестра входит в Хайренскую Культурную Братскую Группу?

— Я этого не знал. Сегодня у нее день рождения? — Лэннет оглянулся на Нэн. Та неохотно кивнула.

Джарка продолжал говорить, глядя теперь уже на море:

— Она очень симпатичная девушка, таких нечасто встретишь. И очень добрая. Мы все переживали, когда она уезжала: три года — это долгий срок. Но мы все же гордились ею. Она обещала стать блестящим музыкантом. — Он так резко повернулся к Лэннету, что тот вздрогнул и отступил на шаг. Джарка этого даже не заметил. Его глаза были полны слез. И по щекам тоже катились слезы. — Их часть КБГ должна была прилететь домой вчера. И теперь она тоже в этом аду, вместе со всеми нами.

Лэннет и Нэн переглянулись. Лэннет сказал:

— Быть может, император задержал их на Атике. Он знает, что тут небезопасно.

Джарка выдавил улыбку:

— Хотел бы я надеяться на это. — Со смехом, таким же фальшивым, как его улыбка, он встал, собираясь уйти. — Ладно, надо поесть, пока еще тихо.

Помолчав несколько секунд, Лэннет произнес:

— Полагаю, мы все хотели бы надеяться на что-нибудь, верно?

Нэн занялась уборкой. Кивнув головой, на море, расстилающееся за ее спиной, она промолвила:

— Нам теперь некуда больше бежать.

Выпрямившись, она оказалась лицом к лицу с Лэннетом, на расстоянии вытянутой руки. И вновь Лэннет увидел, как то же самое тревожное, вопросительное выражение коснулось тенью ее ярких карих глаз, полных губ, изогнутых бровей. И точно как прежде сердце Лэннета твердило ему, что он действительно видел это. А его рассудок говорил, что все это мечты, обычная дрожь усталости, которую он хотел бы принять за подтверждение… чего? Лэннет едва расслышал слова Нэн:

— Вы — хороший командир. Что бы ни случилось, все мы будем гордиться вами.

Лэннет хотел было поблагодарить ее, но передумал. С его губ сорвались совсем иные слова:

— Я хочу, чтобы ты знала — я сожалею о том, что происходит здесь… о том, что произойдет. Однако я не сожалею о нас. Я хочу сказать — мне не жаль, что мы были рядом. Это было славное время. Я знаю, что мы оказались здесь, потому что я есть тот, кто я есть. От этого мне больно. Но все остальное — быть рядом с тобой, видеть, верить… это лучшее, что я изведал в жизни. Я хотел сказать это тебе.

Нэн поднялась, отряхивая брюки. Взгляд, брошенный ею на Лэннета, был столь же безразличен, как небо над головой. Лэннет не пытался как-то истолковать этот взгляд. Небрежно помахав рукой, он развернулся и пошел прочь. Нужно было заняться делом.

За целые сутки Свободные ни разу не столкнулись с противником. Казалось, что Легион так же отчаянно нуждается в отдыхе, как повстанцы. В ту ночь Лэннет несколько раз просыпался, как обычно, и вглядывался в темноту сквозь очки ночного видения, прислушивался, принюхивался. Ничто не нарушало тишину. Однако дурные предчувствия становились все сильнее. Более того, всякий раз, просыпаясь, Лэннет не мог отделаться от двух мыслей. Он думал о двоюродной сестре Джарки, музыкантше из КБГ. И всякий раз, вспоминая об этой девушке, Лэннет принимался гадать, не вызвано ли это затишье тем, что Этасалоу празднует прибытие новой партии живого материала для его лабораторий.