Возможно, под влиянием этой сцены Дафанил слегка смягчил тон:
— Она очень напугана, Лэннет. Мы все боимся, но ее страх намного сильнее и глубже. Вы думаете, она отвергла вас потому, что вы изменились? Это совершенно не так. Она сделала это именно потому, что знает — вы действительно Лэннет. Она не может позволить себе обрести вас вновь только для того, чтобы потерять навсегда. Она готова принять смерть Вэла Борди, но не вашу смерть.
— Я сказал ей правду. Она не захотела поверить мне.
Во взгляде Дафанила читался откровенный вызов:
— Кого теперь волнует ваша правда? Неужели вы так хотите, чтобы она до конца поняла, чем закончится сегодняшний день? — Он указал на Легионеров. — Все мы знаем, что это означает.
Лэннет кивнул. Он больше не осмеливался говорить о Нэн. Ему нужно было думать о других вещах. Лэннет сказал себе, что был эгоистом, — а ведь на нем лежит ответственность за других. Он сменил тему разговора:
— Я все время думаю, что должен сказать что-нибудь нашим людям. Предполагается, что перед решительным сражением вожди всегда должны говорить какие-то важные вещи.
Дафанил с готовностью вновь проявил черты характера, подтверждавшие расхожее мнение о нем:
— Это так угнетает — смотреть в лицо вечности в присутствии столь невежественного головореза. Пойдемте со мной — мы препояшемся мечами, чтобы достойно встретить врага. А тем временем постарайтесь понять: вождь произносит речь. Он не «говорит важные вещи». И мы не собираемся вступать в «решительное сражение» — мы просто будем драться. Неважно — не стоит напрягать мозги, пытаясь это понять. Как бы то ни было, годы спустя писатели напишут все наши пламенные речи за нас.
Лэннет засмеялся.
— Вы можете думать обо мне что угодно, ваше высочество. Но я рад, что вы с нами. — Он остановился и махнул рукой. — Нет, это не совсем верно сказано. Я просто хотел сказать, что я рад видеть рядом с собой такого человека, как вы.
Дафанил кивнул с неожиданной серьезностью.
— Спасибо. Это великая похвала в ваших устах. Я буду помнить о ней, пока… — Они взглянули друг на друга и расхохотались. В этот момент они как раз входили в форт. Бойцы озадаченно смотрели на них. Во взглядах некоторых можно было прочесть даже беспокойство.
Вскоре после этого электрогрузовики взмыли в воздух.
Лэннетовский план обороны строился на максимально выгодном использовании пушки. Внутри форта были насыпаны три возвышения, обеспечивавшие огневые позиции. Во время перерывов в стрельбе пушка со сложенными опорными ногами лежала под стеной. Для выстрела ее поднимали и оттаскивали назад. Чтобы уклониться от ответного огня, пушку немедленно после выстрела опускали на землю и подготавливали к следующему выстрелу. Основной целью Трей была пушка Этасалоу.
Препятствия, установленные снаружи форта, должны были заставить наступающих пройти там, где Свободные заложили взрывчатку. Другие заряды были замаскированы там, где противнику скорее всего придется группироваться перед атакой. Эти заряды были снабжены последними оставшимися у Свободных радиоуправляемыми детонаторами. Изрядное количество взрывчатки было отложено про запас, чтобы отбивать неизбежные массовые атаки на стену. Некоторые считали, что ручные гранаты ничем принципиально не отличаются от снарядов. И все же Стрелки использовали их во время боев в тесно застроенных районах. Лэннет решил, что пусть по этому вопросу Прародитель спорит с императором Халибом.
Лэннет посмотрел, как электрогрузовики набирают высоту, и оглянулся через плечо на Нэн. Она стояла рядом с потрепанной госпитальной палаткой, хлопавшей на ветру. Нэн с улыбкой помахала Лэннету; ее зубы блестели на солнце. Лэннет махнул в ответ, восхищаясь ее храбростью и скорбя о том, что она находится здесь, в обреченной крепости. |