Внезапно в сознании Этасалоу возникла эксцентричная картинка — образ советника Улласа, сгорбившегося над плохо освещенной бухгалтерской книгой — и наотрез отказалась уходить. Чтобы вытеснить ее, Этасалоу пришлось сделать вид, будто его разобрал кашель.
Стражники, стоящие с интервалом в десять футов, салютовали проходящим мимо Улласу и Этасалоу — резким движением прикладывали руку к сердцу. Все шло своим чередом до тех пор, пока они не проделали половину пути до двери. Краем глаза командор заметил взгляды, бросаемые Улласом на стражников, и написанные на лице советника колебания. Когда же Уллас обернулся и сделал шаг назад, переводя взгляд с одного напоминающего изваяние стражника на другого, для Этасалоу это оказалось уже чересчур. Не в силах больше сдерживаться, командор расхохотался.
Уллас повернулся к нему. Худое лицо советника залила бледность. Наполовину вынув меч из ножен, советник склонился, к микрофону, закрепленному на лацкане, и произнес:
— Код А. Код А.
Электромобили бешено взвыли и вихрем перемахнули через ограду. Искусно сработанный шит из проводов, накрывающий территорию завода, замерцал под внезапным порывом ветра.
Теперь настала очередь Этасалоу бледнеть.
— Нет, советник! Нет! Никакой опасности! Это устроено, чтобы продемонстрировать вам наши результаты, а не чтобы грозить вам! Поверьте, здесь вам ничего не угрожает!
В словах командора прозвучал искренний страх, и Уллас слегка расслабился. Но все-таки успокоился он не до конца и потому произнес в микрофон:
— Оставайтесь на местах. Не выпускайте меня из виду. Если сочтете нужным — атакуйте.
Затем он обратился к Этасалоу:
— Эти люди — хайренцы. Вы что же думали, я их не узнаю? Объяснитесь, и быстро.
Его рука по-прежнему оставалась на рукояти меча.
Ни один из стражников даже не шелохнулся. Они стояли по стойке «смирно», полностью игнорируя разыгравшуюся сцену, и смотрели прямо перед собой.
— Я хотел подождать, пока у нас не наберется побольше подобных экземпляров, а потом уже продемонстрировать их вам, советник, — сказал Этасалоу, — но я не выдержал. Мне не терпелось показать, чего мы достигли и как мы этого добились.
— Так что, это правда? Вы действительно изменяете людям сознание?
— Перестраиваем, советник. Перестраиваем. Эти люди по-прежнему мыслят самостоятельно. Отличие заключается в том, что теперь каждый их поступок оценивается в соответствии с новой системой стандартов. Что бы они ни делали, предварительно они подумают: а будет ли это выгодно советнику Улласу? Вам нужны были солдаты? Эти люди живут, чтобы вести завоевания в ваше имя и защищать ваши владения. Они боятся смерти — иначе от них не было бы особого проку, — но любовь к вам в них сильнее страха. Нет такого самопожертвования, на которое они не пошли бы без колебаний.
— Эти люди ненавидят меня. Меня ненавидели еще их отцы. Я не верю, что они просто-напросто не дожидаются удобного случая нанести удар.
— Испытайте их. Прикажите — и они вступят в бой друг с другом, в бой насмерть. Конечно, плоды моих усилий погибнут зря, но если это поможет убедить вас, я первым буду настаивать на таком испытании.
Уллас убрал руку с рукояти меча и принялся поглаживать одну из золотых пуговиц своей куртки свободного покроя.
— Они нападут друг на друга? Чтобы убить?
— Я вам это гарантирую.
По губам Улласа скользнуло некое подобие улыбки. Этасалоу поспешил отвести взгляд, но его внимание привлекли изменившиеся глаза Улласа. Если от жуткой улыбки советника сердце Этасалоу заледенело, то от его глаз оно бешено забилось. Глаза Улласа расширились и засверкали. Они лихорадочно метались из стороны в сторону. |