Гвендолен отшвырнула гребень, и они пошли вслед за Юфимией в одну из комнат дальше по коридору. Комната, квадратная и просторная, с большими окнами, выглядела довольно запущенной. Глаз отмечал потертую кожаную обивку стульев, пятна на зеленом ковре. Ни один из шкафов плотно не закрывался: отовсюду торчали заводные паровозики и теннисные ракетки. Джулия и Роджер в ожидании сидели за столом у окна. Их поношенная одежда вполне соответствовала беспорядку вокруг.

Мэри, тоже поджидавшая Гвендолен и Мура, воскликнула: «Ну наконец-то!» — и стала возиться с очень любопытным лифтом, спрятанным в особом шкафу у камина. Когда что-то лязгнуло, Мэри открыла дверцы лифта и вытащила оттуда большую тарелку с хлебом и маслом, а также дымящийся коричневый кувшин с какао. Она принесла все это на подносе к столу, и Юфимия налила каждому ребенку по кружке какао.

Гвендолен презрительно взглянула на тарелку с хлебом:

— И это все?

— А что еще тебе нужно? — поинтересовалась Юфимия.

В воображении Гвендолен проплыли овсянка, яичница с беконом, грейпфрут, тосты и копченая селедка. Не в силах выбрать что-то одно, она продолжала молча смотреть перед собой.

— Решай побыстрее, — не выдержала служанка. — Мне, знаешь ли, тоже пора завтракать.

— Нет ли у вас джема? — очнулась от оцепенения Гвендолен.

Юфимия и Мэри переглянулись.

— Джулии и Роджеру запрещено есть джем, — пояснила Мэри.

— Но мне никто не запрещал его есть, — с расстановкой произнесла Гвендолен. — Немедленно принесите мне джем.

Мэри подошла к переговорной трубе возле лифта, и после длительного громыхания и победного лязганья явилась банка с джемом. Горничная поставила ее перед Гвендолен.

— Вот спасибо! — воскликнул Мур.

Ему очень хотелось джема, а какао он терпеть не мог.

— Не стоит благодарности, — чуть насмешливо ответила Мэри, и обе горничные удалились.

На некоторое время воцарилось молчание. Затем Роджер обратился к Муру:

— Передай мне, пожалуйста, джем.

— Да ведь тебе нельзя, — возразила Гвендолен, по-прежнему воинственно настроенная.

— Никто не узнает, если я возьму его одним из ваших ножей, — безмятежно сказал Роджер.

Передавая ему банку и свой нож в придачу, Мур полюбопытствовал:

— А почему вам нельзя?

Джулия и Роджер безмятежно переглянулись. — Мы слишком толстые, — объяснила Джулия.

Она преспокойно взяла у брата нож и всерьез занялась джемом.

«Ну еще бы», — подумал Мур, глядя, сколько джема эти двое умудрились нагромоздить на хлеб. Джем высился над кусками хлеба, словно липкие коричневые скалы.

Гвендолен с отвращением взглянула на Роджера и Джулию и самодовольно оглядела свое аккуратное льняное платье. Разница была велика.

— Ваш отец такой мужчина! Ему, должно быть, очень неприятно, что вы оба пухлые и неказистые, как, впрочем, и ваша матушка.

Толстяки невозмутимо выглядывали из-за своих приторных утесов.

— Я как-то об этом не думал, — признался жующий Роджер.

— Быть пухлым удобно и уютно, — заявила Джулия. — А вот фарфоровым куклам вроде тебя наверняка живется несладко.

Голубые глаза Гвендолен сверкнули. Она тихонько щелкнула пальцами под столом. В ту же секунду кусок хлеба с толстым слоем джема выскользнул из рук Джулии и с размаху шлепнул ее по щеке. Джулия изумленно охнула: джем залепил ей пол-лица.

— Не смей меня оскорблять! — крикнула Гвендолен.

Джулия неторопливо сняла с лица хлеб и достала носовой платок. Мур подумал, что она хочет вытереться, но не тут-то было: Джулия и не подумала приводить себя в порядок, и джем стал вязко стекать по ее пухлым щекам.