«Да, он в конюшне».

На этом я и закончила. Не видела никаких причин объяснять что бы то ни было Шандору Балогу. А если он меня не узнал, чего заговорил по-английски? И еще у меня имелись некоторые вопросы. Заиграла музыка Rosenkavalier. Интересно, а в переполненной конюшне пегий танцует? Мне кажется, нет. Это для одиночества.

Я произнесла вежливо: «Это – музыка Аннализы. Ваш номер следующий. Спокойной ночи, больше не увидимся, желаю удачи».

Но он не шевельнулся.

«Где Вы это взяли?» – он смотрел на мою новую брошку. «Ну послушайте, я же сказала, что не ворую. Это – подарок на прощание, сувенир. Не волнуйтесь, камень не настоящий, это с липицианского седла. Ну я устала, до свидания». Я резко повернулась и отправилась к воротам. Мне сначала показалось, что он хотел что-то сказать, но аплодисменты напомнили ему о времени, и он быстро пошел в другую сторону.

Попугай запел противным фальцетом: «О крылья голубя…»

13

Когда я вернулась в замок, меня приветствовал сам граф. В угрюмой темноте мерцали желтые огни окон. Фонарь над аркой ворот бросал маленькое озеро света на мост, второе растеклось перед главным входом, остальные отражения узких бойниц переливались между пятнами тени по мощеному двору. Высоко в башенке одинокое освещенное окно заставляло опять вспомнить о сказках – может, там сидит одинокая волшебница с веретеном, Рапунцель с длинными волосами или Эльза в ожидании семи лебедей.

Когда я прозаически припарковала машину с краю двора, граф вышел из огромной двери.

«О, миссис Марч, – сказал он и уставился на мою машину, будто никогда не видел подобного предмета. – Я неправильно понял, что Вы просили конюшню на ночь?»

«Безусловно, правильно, но коня приведет попозже Тимоти, молодой человек, который со мной путешествует».

Теперь его взгляд привлекло седло на заднем сиденье. Если он и заметил вульгарность его блестящих украшений, то не подал виду.

«Вижу, Вы сами привезли седло. Джозеф поможет его донести, а пока, я уверен, Вы хотите сами посмотреть, где будет жить Ваш конь».

И не обращая внимания на мою реакцию, он пошел через двор на запад к горе, где входная арка делилась на два больших входа, очевидно, в какие-то подсобные помещения. В северо-западном углу виднелись арки поменьше, некоторые закрыты тяжелыми крепостными дверями, но три крайние открыты. За одной из них вроде отсвечивали машина и какое-то огромное средство передвижения, очевидно, карета. Граф толкнул дверь, которая вполне бы подошла для не слишком древнего кафедрального собора, и взял с крюка фонарь. Он зажег его, к моему сожалению, не кремнем и кресалом, а обычными спичками. Потом с кратким извинением, что не пропускает меня вперед, пошел указывать путь, высоко держа фонарь над головой.

Даже прилизанная идеальная чистота конюшен дедушки Тима не приготовила меня к такой роскоши. Слегка попорченная и оплетенная паутиной, но настоящая, отблеск давно исчезнувшей жизни. Освещенное колышащимся светом великолепие конюшен принимало призрачный готический оттенок, который сам замок потерял из-за последних усовершенствований. Из старины глубокой вышел и граф с его убеждением, что прежде, чем заботиться о себе, нужно подумать о коне. Похоже, ничего не считалось слишком хорошим для коней Зехштейнов. Сводчатое, как церковь, помещение, арки потолка, колонны из крапчатого, как змеи, камня, стены отделаны определенно мореным дубом, перегородки из того же материала. На стене каждого загона – щит с готической надписью, очевидно, это – имена когда-то исчезнувших коней. И мраморные ясли. Помещение не было пустым. Время сложило у дальней стены ящики, у одной из стен пристроились карета с золотом на колесах и дверях и современный автомобиль.