— Благодарю вас, — промолвил лорд Ядлинг.

— Ну вот, теперь он думает, что я все это устроил нарочно, — пожаловался Джеральд, когда, вернувшись домой, они обсуждали все происшествия дня, уплетая консервированные ананасы (одна банка на всех) и распивая лимонад (по бутылке на каждого). — Никогда не знаешь, чего ждать от взрослых. Он не так уж спешил закладывать коляску, когда мадемуазель решила вернуться вместе с нами. Но мне он нравился больше, пока был просто бейлифом. Судя по всему, он теперь будет вести себя так, что нам это не слишком придется по душе.

— Он сам не знает, что с ним происходит, — откинувшись назад, произнесла Кэт. — Это колдовство действует — ты же сам говорил, что это вроде кори. Сам вспомни, как злилась Мейбл, когда стала невидимкой.

— Да уж! — подтвердил Джимми.

— С одной стороны, это так, — постарался быть объективным Джеральд, — но, с другой стороны, он влюблен, а влюбленные всегда сильно глупеют. Мне один приятель в школе рассказывал, что его сестра совершенно свихнулась после помолвки — а до того она была вполне свойским парнем.

За чаем и ужином председательствовала сияющая мадемуазель — прекрасная, словно девушка на рождественской открытке, проказливая, как мартышка, и ласковая, как кошечка. Вы бы тоже могли быть такими хорошими и ласковыми, если бы только захотели. Настало время завтрака — и снова были улыбки, шутки, прелесть и обаяние. Затем пришел лорд Ядлинг. Влюбленные устроились в гостиной, ребята же из деликатности ушли в классную комнату, но когда через некоторое время Джеральд, поднимаясь по лестнице в свою комнату (ему понадобился карандаш), спугнул Лиз, чье ухо прямо-таки приросло к замочной скважине, он решил ненадолго задержаться у двери.

Джеральд уселся на лестнице, раскрыв книжку: отсюда он не смог бы разобрать ни слова из разговора в гостиной, но зато ему была отлично видна дверь, возле которой уже не оставалось места для любопытных ушей. Поэтому, когда дверь гостиной внезапно распахнулась, Джеральд отчетливо увидел, как лорд Ядлинг, покачиваясь, вышел из нее. «Наш юный герой (как он сам позднее передавал эти события) деликатно кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие», но лорд Ядлинг не услышал его. Ощупью, словно во сне, он добрался до вешалки, запутался в плащах и зонтиках, добыл наконец свою соломенную шляпу, отчужденно посмотрел на нее, надвинул ее себе на лоб, вышел и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Дверь гостиной осталась распахнутой, и Джеральд, выбравший себе такую позицию, чтобы не слышать разговора за закрытой дверью, теперь отчетливо различал все доносившиеся из гостиной звуки — а ими, к его испугу и огорчению, оказались всхлипывания. Мадемуазель плакала.

— Ну и ну! — вздохнул он. — Не много же времени им понадобилось — уже поссорились! Надеюсь, меня никогда не угораздит влюбиться!

Впрочем, времени на то, чтобы поразмыслить о собственном будущем, у него уже не оставалось. В любой момент на лестницу могла ворваться Лиз. Уж она бы без запинки прошла бы в гостеприимно приоткрытую дверь, лишь бы проникнуть в священную тайну скорби мадемуазель. Джеральд решил, что уж лучше он сам потревожит ее. Осторожно ступая по истрепанному зеленому коврику, покрывавшему ступени лестницы, он дошел до гостиной, вошел внутрь и надежно прикрыл за собой дверь.

— Все кончено! — прошептала мадемуазель, спрятав лицо в подушку дивана (кто-то из прилежных учениц изукрасил эту подушку белыми лилиями на красном фоне). — Он не может жениться на мне.

Не надо у меня спрашивать, как Джеральду удалось войти в такое доверие к горюющей невесте. Как я говорила в самом начале книги, он умел отлично обходиться со взрослыми, если только того хотел.