— Да, гордая владелица замка Вотур должна была быть прелестным и очаровательным созданием, — заметил Рентлинген.

— Этот Феррари должно быть владел каким — нибудь особенным секретом бальзамирования, который мог бы посрамить наших докторов, — прибавил маркиз.

Гюнтер слегка пощупал маленькие тоненькие пальцы, державшие золотое распятие.

— Тело крепко, как камень, а между тем кажется вполне живым. Посмотрите, даже длинные ресницы и те сохранились, а это чрезвычайно редкий случай. Я думаю, маркиз, следовало бы сделать фотографию этой необыкновенной мумии!

— Это такая великолепная мысль, что я тотчас же приведу ее в исполнение! Я привез сюда свой фотографический аппарат, хотя до сих пор и не имел времени им воспользоваться! — вскричал Беранже. — Эта фотография будет очень любопытным добавлением к хронике капеллана. Сейчас же бегу за аппаратом! Вы же оставайтесь здесь и присмотрите, чтобы никто не трогал даму Анжелу, — уже смеясь прибавил он, убегая из склепа.

Два часа спустя тело Анжелы было снова положено в саркофаг, который тщательно запечатали до новых распоряжений. Затем все общество вернулось на виллу, оживленное и взволнованное событиями этого дня.

Беранже в тот же вечер отправил дяде письмо. Он извещал его об открытии склепа, просил его указаний, как поступить с погребенными там телами, и, наконец, горячо просил его приехать к балу, который должен состояться через десять дней и обещает быть очень интересным и оригинальным.

Барон ответил со следующей же почтой. Он писал племяннику, что по его мнению, погребенные в фамильном склепе де Верделе не имеют права на исключение, раз они не пощадили столько других могил. Только он желал бы, чтобы этот склеп не трогали, пока не будет приготовлено новое место для упокоения их предков. Далее, барон извещал, что к великому своему сожалению, он не может быть на балу, так как доктора посылают его на три недели в Виши. По окончании курса лечения он приедет в Верделе, где пробудет до конца октября, руководя работами. В это время они совершат предполагаемую поездку в Алжир.

По мере приближения дня бала молодые хозяева дома все более и более были заняты всевозможными приготовлениями к этому торжеству. Беранже все делал на широкую ногу, и, очевидно, хотел поразить приглашенных. Так, для многочисленной прислуги были заказаны костюмы пажей, конюших и стрелков пятнадцатого столетия, а для ужина приготовлено средневековое меню.

На десять лье в окружности только и говорили об этом оригинальном празднике. Все горели желанием присутствовать на нем. Даже люди, мало знакомые с маркизом, пускались на все возможные хитрости, чтобы только получить пригласительный билет на этот бал.

Беранже представил жене своего друга Бертрана. Тот сделался частым гостем на вилле и энергично помогал товарищу в его приготовлениях к балу. Когда Бертрану передали содержание хроники капеллана, он, смеясь, объявил, что костюмируется цыганом.

— Отлично! Ты, следовательно, будешь изображать Гарольда, — одобрил, смеясь, маркиз. — Без него и праздник был бы неполон.

— Во всяком случае, не будет хватать Мариам, а это очень жаль, так как она и есть центр всей этой драмы, — заметил Бертран.

— Да, это очень жаль! Но так как хроника мало кому известна, то, конечно, ни одной даме не придет в голову закостюмироваться цыганкой. Таким образом, Ренуар будет лишен удовольствия ухаживать за предметом своей странной антипатии.

— Неужели этот опасный безумец тоже будет на балу? Тебе, Беранже, не следовало бы приглашать его!

— Что ты хочешь? Он был в полном уме, когда посетил мою жену и заставил ее пригласить себя.