Изменить размер шрифта - +
Но зато клянусь тебе, что никогда больше не повторится сцена, подобная той, которая так оскорбила тебя. Если бы я не был болен, то вместо этого письма лично приехал бы к тебе и на коленях вымолил бы твое прощение. Ты, может быть, еще не знаешь, что Ренуар хотел убить меня и что я страдаю от раны в голову. Как только я буду в силах, я тотчас же вернусь в Париж, к твоим ногам, моя обожаемая Алиса! Надеюсь, что к тому времени гнев твой успокоится и ты снисходительно отнесешься к своему легкомысленному и раскаивающемуся Беранже“.

— Браво! Какой стиль! Какое неотразимое красноречие! Раскаяние несомненно. Если у маркизы нет задней мысли, она будет тронута и простит тебя, — сказал, смеясь, Бертран. — Но ты серьезно не хочешь разводиться со своей идеальной супругой?

— Черт возьми! К чему я буду разводиться? Алиса так мало стесняет меня!

— Но если ты стесняешь ее, и она найдет кого — нибудь, кто утешит ее в твоих безумствах? Тогда она, конечно, потребует развода. А белокурый немец кажется мне очень подозрительным.

— Пусть попробует! Я не соглашусь — и баста! Такая удобная жена — отличная гарантия против всех претензий остальных женщин. Например, Мушка сейчас же пожелала бы занять вакантное место. Но благодарю покорно! Несмотря на все мое обожание, мне весьма мало улыбается перспектива сделать маркизой женщину, которая способна залезть к вам в карман.

— Все это я отлично понимаю. Но, видишь ли, конкуренции Мушки теперь уже нечего опасаться. Я и приехал именно с тем, чтобы передать тебе печальное известие о ней.

— Какое?

— Она исчезла, и ее нигде не могут найти. Она все бросила в своей комнате, как человек, отлучившийся только на несколько часов. Но со дня бала она не возвращалась домой, и мы имеем основание предполагать, что она умерла.

— О! Что же привело вас к этому убеждению? — с лукавой улыбкой спросил Беранже.

— Вчера вечером, видишь ли, умер Ренуар. Перед своей кончиной он исповедался и открыл на исповеди, что по небесному велению он совершил суд и бросил проклятую цыганку в пропасть с того самого балкона, откуда некогда был сброшен Савари. Священник счел долгом сообщить властям об этом заявлении сумасшедшего, но все поиски не привели ни к чему…

Видя, что маркиз громко расхохотался, Бертран умолк.

— Ты смеешься! — с недоумением заметил он.

— Смеюсь, потому что все это вздор! Тело Мушки бесполезно искать, так как она жива.

— Это невозможно!

— Если ты поклянешься мне в абсолютном молчании…

— Клянусь тебе!

— Ну, так знай, что Мушка была у меня прошлую ночь.

— Черт возьми! В таком случае, за каким же чертом она прячется? Где же она?

— Этого я сам не знаю. Только она умоляла меня не говорить никому, что я ее видел. Я начинаю думать, что она прячется потому, что во время бала стянула какую — нибудь драгоценность… может быть даже у Ренуара. Или, может быть, она стащила что — нибудь в магазине, так как бедняжка страдает клептоманией. Вероятно, мне придется заплатить за нее.

Чувство деликатности и собственного достоинства до такой степени атрофировались у маркиза, что, несмотря на его гордость аристократа, его нисколько не шокировали близкие отношения с воровкой, которая ускользала от исправительной полиции только благодаря случаю и великодушию своих любовников. Бертран еще меньше был способен понять всю гадость и все неприличие шутки друга. Достойные друг друга товарищи громко расхохотались. Затем, покончив с этим вопросом, они снова вернулись к Алисе.

— Итак, ты бесповоротно решил не соглашаться на развод?

— Бесповоротно! Пусть она обращается к самому папе!

— Но вся вина на твоей стороне, а теперешние посещения Мушки, конечно, не уменьшат ее.

Быстрый переход