Володя Мостовой считался гением в радиотехнике. В четыре года будущий «мачо» собрал свой первый детекторный приемник, в десять распаял и вновь спаял папину «Спидолу», за что был выпорот, в двенадцать модернизировал львовский телевизор «Электрон», превратив его в безламповый аналог импортного образца 21-го века, из-за чего и попал в Томскую губернию. В тридцать четыре года телевизор бы он уже не собрал, но зато являлся вторым директором компании «Глобальные телесистемы» и очень неплохо жил.

Максим Журбинцев в розовом детстве срывал аплодисменты в спортзале. Гуттаперчивое, не ведающее усталости тело, — сотни подтягиваний на турнике, тысячи отжиманий с одного подхода; абсолютный чемпион района в беге и прыжках. Призер турниров по акробатике, плаванию, спортивной гимнастике. Естественно, устроители акции не могли обойти такой сгусток клокочущей энергии. Вернулся Макс изрядно помрачневшим, раздавленным. Насилу доучился в школе, поступил в политех, умудрился его окончить, да так бы и закис где-нибудь в проектной шарашке, не подвернись старый приятель, ставший режиссером. Теперь Макс периодически летал в Москву, под прицелом кинокамер падал с небоскреба, катился с обрыва, взлетал на машине над городом, а получив деньги, удалялся в родную Сибирь, где их и проматывал. То есть Макс не процветал. Но к этому стремился.

У Борьки Уралова с пеленок обнаружилась тяга к автомобилям. К одиннадцати годам он проштудировал все имеющиеся в стране журналы «За рулем» и собрал действующую модель автомобиля «ЗиС», заказав шпунтики и шпенделечки для нее дяде Пете — старому пьянице, работающему мастером в ЖЭУ. К сожалению для потомков, с пеленок у Бориски обнаружилась не только тяга к технике, но и безалаберность, а также разгильдяйство. Поэтому к текущему моменту он не стал родоначальником принципиально нового российского автомобиля, от которого бы ахнул мир, а держал банальный автосервис, жил с женой в двухкомнатной хрущобе и мечтал о деньгах.

У печальной домохозяйки Ларисы Рухляды с младых ногтей талант был вообще аховый — она предсказывала будущее! Не всегда, не всем, частенько ошибалась, но тенденция прослеживалась. Ничего не могла с собой поделать: посмотрит на человека — и в слезы: дескать, скоро этому дядечке станет больно, а потом совсем ужас — соберутся люди и тоже станут плакать. Таким нехитрым образом она предсказала смерть родному дяде, его сынуле-наркоману, пообещала соседу скорый пожар на даче, а его жене — большую чистую любовь, вследствие чего и была благополучно выдворена из отчего дома — для дальнейшего совершенствования. По возвращении Ларисе строго-настрого запретили ворожить, да она и сама чувствовала — способности теряются. Все реже в присутствии людей Ларису охватывал животный ужас, частил пульс, и трясло, как припадочную. Все реже оживали в мозгу картинки, где присутствуют человеческое горе и кладбища. Но страх не покидал. Она боялась людей — нигде, по сути, не работала, а едва подвернулся приличный муж, стала вести затворнический образ жизни. Замужем она была уже несколько лет.

Брюнетка Данович обладала фотографической памятью плюс уникальной способностью совершать в уме математические действия. Любые. Вплоть до высчитывания синуса заданного угла и решения задач нелинейного программирования. Замкнуло ее лишь на теореме Ферма, которую Жанночка, естественно, доказать не смогла (а кто бы смог?), что ее бесконечно расстроило. И в четырнадцать лет она с облегчением рассталась с математикой, заявив окружающим, что ей «в другую сторону́», а лавры потерпят. Кто-то ведь должен и горшки обжигать. Но амбиций у Жанночки было больше, чем у Наполеона. Поэтому профессию она себе избрала гордую и денежную: владела сетью оздоровительных центров города и области, где правила железной рукой. Жизнь удалась, откуда взяться сумасбродству? Ее взбесило собственное поведение — бросить все, купить билет на занюханный поезд да рвануть неизвестно куда, где туманы, запахи тайги и люди не живут.