Пилар услышала сдавленный смех.

— Приношу свои извинения, но есть вещи, которых нельзя избежать.

Уверенный звук его голоса, его мягкий юмор действовали на нее успокаивающе. Она положила руку поверх его руки, обнимавшей ее, и сильнее откинулась назад.

— Придется смириться.

— Превосходно. Если сможете, поспите.

Она кивнула.

Пилар не чувствовала ни малейшего желания спать и была болезненно насторожена, когда они въехали во двор маленького каменного дома, стоящего на склоне холма.

Желтый свет лампы пронизал дождевую морось, осветив молодую женщину, стоящую в дверях. Самый старший из мужчин, Балтазар, позвал женщину, и она ответила ему. Они тихо переговаривались. Рефухио спрыгнул на землю и, взяв Пилар за талию, снял ее с седла. Она скользнула в его объятия, конвульсивно цепляясь за его плечи, пока не утихла боль в ногах. Она подумала, что надо бы спросить, куда он привез ее, но не была уверена, что он согласится ответить. Она была слишком измучена.

Рефухио подтолкнул ее к двери. Женщина, встревоженно глядя на нее, посторонилась, давая ей пройти. В это время Рефухио окликнули, и он вернулся во двор.

— Меня зовут Исабель, — мягко сказала молодая женщина. — Ты, должно быть, устала до смерти. Сядь у огня и обсушись.

Пилар была благодарна ей за сочувствие. Она подошла к закопченному очагу, занимавшему почти всю стену, и протянула руки к огню. Поблагодарив Исабель, она назвала свое имя.

— У меня есть немного супа, — предложила Исабель. Она закрыла дверь и, легко подойдя к очагу, подвинула котелок к огню. Суп, расплескавшись, зашипел на углях. Исабель, казалось, даже не заметила этого. Краешком глаза глядя на Пилар, она пояснила: — Скоро он будет горячим.

— Звучит заманчиво, — только теперь Пилар поняла, что неимоверно проголодалась.

Женщины напряженно улыбнулись друг другу. Тоненькую и живую И сабель нельзя было назвать красивой, но в ней была какая-то мальчишеская пикантная привлекательность. Пушистое облако каштановых волос было стянуто линялой, лентой. Глаза, зеленые, как трава по весне, были чуть раскосыми. В ее движениях, быстрых и импульсивных, было что-то кошачье. Она казалась очень уязвимой.

Дом был старый и внутри оказался больше, чем выглядел снаружи. Хотя в нем была лишь одна комната, занавешенные альковы с другой стороны очага, очевидно, служили спальнями. Земляной пол был утоптан до твердости камня. Потолок был черен от копоти, а со стропил свисали связки чеснока, лука и маленькие окорока сухого копчения. На них даже не была опалена щетина. Запах их витал в воздухе, смешиваясь с ароматом ветчины и бобового супа. Мебели почти не было, только посреди комнаты стоял стол, над которым висела лампа, да пара грубо сделанных скамей стояла рядом у очага.

Исабель разливала суп. Женщины не разговаривали, хотя настороженный взгляд Исабель не единожды останавливался на Пилар.

Дверь за их спинами распахнулась, ударившись с грохотом о стену. Исабель вскрикнула и обернулась. Пилар, повернувшись, увидела Рефухио, большими шагами вошедшего в комнату. Он нес окованный медью сундук, в котором был церковный вклад. Рефухио поставил его на стол и откинул крышку, затем, перевернув сундук, вывалил его содержимое на стол и посмотрел на Пилар.

Сундук был на три четверти пуст. Те немногие монеты, что были в нем, были серебряными, а не золотыми.

— Залог мал, — сказал Рефухио, глядя на Пилар, и его глаза нехорошо блеснули. — И я должен был предвидеть это, ибо я знаю, откуда вы, Пилар Сандовал-и-Серна. Ну что ж, если это все, что вы мне обещали, я предпочту назначить свою цену.

— Я мог вам поверить ночью в саду, при лунном свете, — заявил Рефухио, — но, к сожалению для вас, обстоятельства изменились.