Тут же были разосланы гонцы с приглашениями на праздник, и скоро соседи и друзья начали прибывать в дом семьи Хуэрта. Они приезжали с женами и детьми, кто верхом на лошади, кто на осликах или мулах в ярких сбруях, некоторые — в скрипучих тележках, а самые состоятельные — даже в крытых повозках, которые не отличались ни красотой, ни удобством, но оставались незаменимым средством передвижения по местным скверным дорогам. Из соображений безопасности гости прибывали большими группами. По пути к одной семье присоединялась другая, затем третья, в результате чего до места назначения успешно добиралась толпа человек в семьдесят-восемьдесят.

Они принесли с собой гитары, мандолины, скрипки, маленькие барабанчики, кастаньеты и индейские трещотки. В качестве подарков хозяевам предназначались мешки пшеницы, связки перца, головки козьего сыра, бутылки с домашним вином и сладости из молока, какао, сахара и орехов. Пожилые женщины были одеты в черное, волосы убраны под платок, молодые украсили прически живыми цветами и нарядились в кружева и оборки. На большинстве из них были платья таких фасонов и расцветок, которые в Мадриде вышли из моды лет пять тому назад.

Наконец, когда все приглашенные были в сборе, ворота заперли и пошло веселье.

Угощение было отменным, и застолье больше напоминало какой-нибудь средневековый пир. Здесь была говядина под острым перечно-томатным соусом, поросята и ягнята, зажаренные на вертеле, блюда из риса и из фасоли и блюда, в которых была намешана всякая всячина, пресные пирожки из кукурузной муки. На сладкое гостей потчевали традиционным фруктовым тортом и медовыми пирожными, и еще кексом с изюмом, сдобренным ромом и ванилью. Все наедались до отвала, сидя локоть к локтю за сдвинутыми вместе столами, вынесенными прямо на открытый воздух, при свете чадивших масляных ламп. Когда с едой было покончено, начались танцы.

Музыканты играли фанданго, болеро, севильяну и даже контрданс — последнюю новинку сезона, завезенную из Франции, где сейчас правили Бурбоны. Затем пары семенили ногами и кланялись как заведенные в медленном менуэте. Дамы в черном кивали и притопывали в такт музыке, зорко следя за своими дочками, внучками и племянницами, и одновременно шушукались между собой, обмениваясь свежими сплетнями. Старики стояли в сторонке, дымили сигарами и беседовали о скоте, о лошадях и о том, что сейчас новенького в Мехико-Сити. Молоденькие барышни чинно сидели рядом со своими мамашами или же сбивались в стайки, хихикали и щебетали без умолку, строили глазки молодым людям, прогуливающимся неподалеку, и обсуждали достоинства своих ухажеров.

У Пилар, облаченной в парадное платье, которое ей любезно одолжила мать Чарро, отбоя не было от кавалеров. Радушная хозяйка дома уже успела познакомить девушку со всеми молодыми мужчинами, присутствующими на празднике.

Донья Луиза, хотя и одетая по настоянию сеньоры Хуэрты с ног до головы в черное, тоже не скучала. Рефухио и его товарищи, в свою очередь, пользовались бешеным успехом у женщин и не знали недостатка в партнершах. Они были не прочь — в кои-то веки — поплясать и к концу вечера разошлись не на шутку. Все танцевали, за исключением Балтазара, который ушел в конюшню, прихватив с собой тарелку, полную еды, и бутылку вина. И больше его во время праздника никто не видел.

Скоро всех гостей облетела история о приключениях Чарро в Испании и о подвигах, совершенных им под руководством Рефухио, об опасном путешествии по морю и не менее опасном — по суше. Теперь на Рефухио и его людей смотрели с благоговением и восторгом, словно на какое-то чудо. Так мало нужно было, чтобы прослыть героем среди этих простых, наивных поселян. Конечно, всей правды никто не знал. О том, что Рефухио и знаменитый разбойник Эль-Леон — одно лицо, посвященные в эту тайну предпочитали помалкивать.