Толпа, как один человек, затаила дыхание. Все увидели, что шпага Филиппа не затуплена, каждый догадывался, что Рефухио сказал Филиппу и что юноша отказался признать.

Внезапно поле битвы очистилось. Кони наконец поднялись на ноги, а остальные участники стояли, опустив шпаги, и наблюдали за боем.

Рефухио достойно встретил нападение Филиппа, ослепив юношу каскадом быстрых, отточенных выпадов. Было ясно, что он более не сдерживает себя и намерен продемонстрировать все свое искусство и опыт, которые до сей поры не применял в полную силу. Им двигали гнев и стремление справедливости. Рефухио начал медленно и неуклонно наступать. Он подавлял своего противника, не давая тому возможности опомниться. Филипп медленно отступал, отчаянно защищаясь. Его лицо было так же бело, как его рубашка.

Глаза Пилар вспыхнули, она выпрямилась, чтобы лучше видеть. Какая-то женщина принялась читать молитвы. Это была сеньора Гевара. Рядом с ней стояла донья Луиза, чьи глаза горели восхищением. Толпа кричала, свистела, вопила, в этом сплошном реве было слышно, как снова спешно заключаются пари. Чарро стоял, сжав в руках шпагу и напряженно следя за поединком. Почувствовав на себе взгляд Пилар, он обернулся.

— Он убьет его, — произнес юноша. — Видит бог, Рефухио его убьет.

Филипп отступал, лавируя меж топчущимися по полю лошадьми. По его лицу струился пот, дыхание со свистом вырывалось из груди. Его выпады замедлились, он неловко парировал сыпавшиеся градом удары. Пораженный холодной яростью противника, юноша позабыл свое умение фехтовать, ловкость оставила его. Единственное, что отдаляло его поражение, — капризы противника. Но вот тому наскучила игра. Стремительно приближалась развязка.

Лунный свет блеснул на шпаге Рефухио, отразился от клинка его противника. Острие шпаги Рефухио скользнуло вперед, и голубая искра мелькнула у сердца Филиппа.

Пилар увидела это и ужаснулась. Его необходимо остановить, но как? Затем она вспомнила: ведь она — судья этого поединка и имеет право прекратить его в любой момент.

— Стойте, — хрипло прошептала она. Затем, справившись с собой, рванулась вперед. — Стойте! Сейчас же прекратите!

Рефухио не дрогнул. Черная, лоснящаяся от жира и пота фигура продолжала движение. Его последний выпад был рассчитан и так точно направлен, словно был смертельным. Филипп повернулся, пытаясь отразить удар, ускользнуть от стального жала. Но было уже поздно.

Вскрикнув, он опустился на колени. Рефухио сделал шаг назад. Его лицо было неподвижно и невозмутимо. Он воткнул шпагу в землю, спокойно повернулся и пошел прямо к Пилар.

Она глядела на него. Боль гигантской волной захлестнула ее, и слезы выступили на глазах.

За спиной Рефухио два друга поднимали под руки Филиппа. На его рубашке, прямо над сердцем, наливались кровью царапины, нанесенные острием шпаги. Они пересекались крестом.

Пилар перевела взгляд с Филиппа на подошедшего к ней Рефухио. Он застыл рядом. Взглянув в эти серые глаза, она почувствовала, как тревога и беспокойство отступают прочь.

Взяв ее за руки, он привлек Пилар к себе и, склонившись, поцеловал нежно и страстно, потом тихо произнес:

— Я прекратил бой, любовь моя. Игра окончена. Я требую награды.

Одной из причин, по которой всем до смерти надоело каботажное судно, служившее им транспортным средством, было то, что последние три дня своего пребывания в Гаване они провели на палубе этого корабля, едва не плавившейся от зноя. Они покинули дом семьи Гевара сразу после ночного происшествия, успев лишь собрать вещи. На отъезде, конечно, настоял Рефухио.