— Вот так, малыш. Ты дашь мне свою голову?

Я улыбалась, пока говорила, стараясь не выказывать торжества. Вы тренируете лошадь посредством утомления, не боли. Лошадь не хочет заходить в коневоз? Не заставляйте ее силой. Просто скачите вокруг прицепа снова и снова, пока она не начнет тяжело дышать. Затем снова попытайтесь вести ее по рампе. Она не хочет идти? Продолжайте скакать. В конечном счете, лошадь поймет, что давление ослабнет, когда она окажется в прицепе и сможет там отдохнуть. Таким образом, она будет взбираться по трапу охотнее с каждым разом.

Я слегка проявила нетерпение. Мой отец всегда говорил, что когда ты работаешь с людьми или животными, проявление нетерпения — худшая ошибка, которую ты можешь сделать. Но я выросла слегка самонадеянной. Лаки давал мне свою голову, и я хотела всего остального. Я сжала в кулаках его гриву и вытянулась всем телом так, чтобы мой живот слегка касался его сбоку. Он оставался неподвижным, дрожа от волнения, и я чувствовала, как эта дрожь эхом отдавалась в моем желудке, предвкушение охватило все мое тело, делая меня глупой.

— Мы же друзья, не так ли, Лаки? — прошептала я. — Давай немного пробежимся. Всего лишь маленькая пробежка.

Он не отстранился, и я приняла кратковременное замешательство за согласие. Одним быстрым движением я взобралась на него, и как только моя попа ударилась о его спину, наша связь разорвалась, и мои внутренности сжались от понимания, что он не готов. Но было уже чертовски поздно. Я сидела верхом, вцепившись руками в гриву. Со мной все было бы в порядке, реши он скинуть меня. Я знала, как правильно падать. Вместо этого он бросился вперед, мчась по полю вместе со мной, прижатой к его спине. Мы перемахнули через забор, разделяющий наши земли и участок Джин Пауэлл, и я сделала все возможное, чтобы наши тела стали одним целым, но это было невероятно тяжело — оставаться верхом на лошади без седла. Они гладкие, лоснящиеся и сильные, и мои бедра просто вопили от усилия, чтобы удержаться верхом на коне. Мы перепрыгнули еще один забор, и я осталась сидеть, но мои руки дрожали, и я была напугана тем, что Лаки может навредить себе. Лошади ломают ноги, и это не просто быстрая поездка в отделение скорой помощи, большой гипс и костыли. Это конец. Я думала не о себе. Я думала о том, как сильно я ошиблась в своем решении, и как далеко толкнула его. И я не знала, как это исправить.

После третьего прыжка через забор он приземлился жестче, и я начала соскальзывать. Я ругалась такими словами, которые в жизни не произносила, изо всех сил дергая Лаки за гриву и пытаясь выровняться. Но это не остановило мое падение, и я сильно ударилась о землю. Моему плечу и бедру досталось больше всего, когда я грохнулась, уставившись в голубое небо.

Если бы я не была занята попыткой втянуть воздух в мои легкие и вернуть к жизни конечности, то могла бы заметить, где я находилась. Только когда Моисей присел на корточки рядом со мной, вглядываясь в мое лицо, я осознала, что Лаки сбросил меня.

Он не спросил, все ли со мной в порядке. Какое-то время он вообще не произнес ни слова. Мы просто смотрели друг на друга, и я обратила внимание, что его дыхание было таким же затрудненным, как и мое. Было приятно думать, что он бежал, чтобы убедиться, не смертельно ли я ранена.

— Ох, блин, — вздохнула я, пытаясь сесть.

Моисей откинулся назад и наблюдал, как я стряхивала грязь со своего правого бока и морщилась, когда проводила рукой по плечу, от которого почти до локтя тянулась царапина. В остальном же все было в порядке.