Изменить размер шрифта - +
Потому я шел  
дальше, мучаясь жаждой и сглатывая вязкую слюну. «Ни малейшего следа» — это значит ничего. Ни плевка на обочине, ни автоматной гильзы, ни капли  
воды, случайно оброненной из фляжки на горячий асфальт. Я был уверен — Лесник, привязанный Зоной к самой огромной ее аномалии, знал что говорит. И  
потому я двигался вперед, все ускоряя шаг между одинаковыми живописными домами, похожими друг на друга словно игрушечные кубики из одной коробки.
    
Люди, мимо которых я проходил, оборачивались все чаще. Некоторые даже пытались поймать руками невидимый призрак, вызывавший у них мимолетную  
тревогу. Но им это не удавалось — их реакция была слегка заторможенной. Счастье расслабляет, а для того, чтобы поймать невидимого врага, нужны  
отточенные и злые рефлексы.
   Я уже видел небольшой мостик, переброшенный через мелкую речушку, пересекавшую город. Лесник говорил, что за мостиком  
все будет проще, правда, я не совсем понял, что он имел в виду. Но розовая вата снова ощутимо давила мне на мозги. Я невольно ловил себя на мысли,  
что еще немного — и я с улыбкой до ушей брошу на газон ненужный автомат и радостно присоединюсь к ближайшей группе любителей местного кваса. И так  
ли уж это плохо? Может, и вправду, бросить все к чертям? Может, вот оно, твое счастье, сталкер, за которым ты уже так долго гоняешься по свету?..
    
Занятый чужими мыслями, все настойчивее копошащимися в моих извилинах, я не сразу заметил старушку, вышедшую из приземистого одноэтажного здания с  
бесхитростной надписью «Продукты» над входом, и чуть не сбил ее с ног.
   — Осторожнее, сынок, — сказала она, подняв на меня неожиданно живые и  
внимательные глаза. — Не спеши, а то покалечишь бабушку.
   Годы изрядно согнули старую женщину. Ее когда-то зеленое платье было под стать хозяйке —  
ветхое, выцветшее, местами искусно залатанное… Она опиралась на клюку странной расцветки — ярко-желтую с синей рукоятью, а в левой руке крепко  
держала плетеную авоську, из которой выглядывали треугольный пакет молока, бутылка кефира с зеленой крышечкой из фольги и батон хлеба за  
восемнадцать копеек.
   Удивительно… Я точно помнил сколько тогда стоил батон с вкусной хрустящей корочкой, но никак не мог вспомнить, где я мог  
видеть эту женщину со взглядом, проникающим прямо в душу…
   — Странно, — сказал я. — Мне казалось, что тебе должно быть не больше двадцати пяти.
    
— Да побольше будет, — ответила она, не отрывая от меня немигающего взгляда. — Как в марте сорок четвертого немцы рванули свой объект «Локи», так я  
и родилась. В один день с трещиной между мирами.
   Боковым зрением я видел, как вокруг нас начали собираться гуляющие. Мужчины, женщины, подростки,  
дети. Медленно, неуверенно, словно не веря своим глазам, они всматривались в меня, и их руки невольно сжимались в кулаки. На мгновение я оторвал  
взгляд от лица своей собеседницы и посмотрел на тех, чьи фигуры медленно замыкали кольцо вокруг меня и согнутой годами старухи.
   Странно, что они  
не бросились сразу, а словно ждали чего-то. На их лицах больше не было улыбок. Более того, мне показалось, что у них и лиц-то нет — так, неживые  
резиновые маски, натянутые на старые черепа.
   Круг замкнулся. Если б они захотели, то могли достать до меня кончиками пальцев. Но они просто стояли  
и смотрели на меня немигающими глазами — такими же, как у старухи…
   Страха не было.
Быстрый переход