Когда гул двигателей затих, из вертолета выскочили на снег три человека и бодрой рысцой направились в город. Такой бодрой, что по единственной улице Затона они чуть ли не бежали и лишь в городе перешли на шаг, тоже, впрочем, очень быстрый. Каждому из них было не больше тридцати, все трое были людьми крепкими и как‑то необычно сосредоточенными. Бег вновь прибывших оборвался на одной из улиц Двоегорска – им пришлось остановиться для короткого совещания.

– Боцман, ты со мной в часть, – сказал старший группы. – Надо сориентироваться и там. Муха, тебе задача посерьезней. Выяснишь, где Док и Артист, не выйдешь на контакт – попробуй наладить с ними связь.

– А если они уже ушли?

– Не ушли. Они здесь. Все сейчас здесь. Но мы должны точно знать их планы и дать им знать, что прибыли.

– Понял.

– Все. Разбежались.

Самый маленький и шустрый из этой троицы, тот, которого старший назвал Мухой, быстро пошел дальше по улице, к центру города, а двое других свернули в сторону, пошагали мимо покосившихся заборов напрямик к воинской части. По всему было видно, что план города они себе представляют достаточно ясно, так как ни сверяться по карте, ни расспрашивать прохожих им не требовалось.

– Пастух, – напомнил здоровяк Боцман старшему. – Не забудь о спецназе. Если у Голубкова информация точная и они здесь, то как минимум половина из них охраняет часть.

– Не каркай, – недовольно ответил Пастух.

– Так что, будем брать их приступом?

– Не хотелось бы. Попробуем с ними договориться.

– Но ведь можем и не договориться, да?

– Можем.

– Мать моя женщина!

– Ты только не забывай одну вещь.

– Какую?

– Спецназовцы не знают своей истинной задачи здесь. Кудрявцев их просто подставляет.

– Это оставляет надежду.

Разговор происходил на бегу. У них – у Пастуха, Боцмана и Мухи – оставалось очень мало времени Они видели самолет двадцать минут назад. Им приходилось действовать вслепую, импровизируя, но ошибиться они не имели права. Перед ними стояла одна, но крайне сложная задача – перехватить прибывший опасный груз и арестовать Коперника.

Пастух первым догадался, к чему клонится дело. Догадался благодаря тому разговору с Доком перед его отъездом в Двоегорск. А кроме того, когда Пастух, вернувшись в Москву, докладывал о провале операции, в нем уже созрела твердая уверенность в том, что Коперник предал его. Это стало ему понятно сразу после того, как его взяли на шоссе. Тогда, сбежав из военного иракского госпиталя, он позвонил Копернику – а к кому еще он мог обратиться? И после этого его тут же накрыли. Да как накрыли!

С двух сторон, как будто точно знали, где он находится. А они и знали, если его предположение о предательстве Коперника верно. В Москве его подозрения переросли в уверенность, и он поделился своими соображениями с Голубковым.

Кстати, Константин Дмитриевич и сам подошел близко к тем же выводам, что и Пастух. Ведь Коперник был единственным слабым звеном в операции по переброске штаммов боевых бактерий в Россию. Поскольку операция была поручена управлению и ГРУ совместно, то руководство управления проработало досконально все, кроме, естественно, личного состава ГРУ, участвовавшего в операции. Зачем проверять гэрэушников, если они должны были стать коллегами, вызывающими полное и однозначное доверие? Так что за все, кроме Коперника, Голубков готов был ответить перед кем угодно.

А в ГРУ, где ответственным за операцию был генерал Данилов, объясняли привлечение управления тем, что их собственная резидентура давно находится в стране, на виду, и вполне вероятно, что за их людьми ведется круглосуточное наблюдение.