Елена Усачева. Закон популярности
Пролог
Жизнь – нелегкое занятие, но трудно только первые сто лет. Мудрость
Глухой колодец двора был мрачен. От шумной улицы его отделял П образно стоящий дом, поэтому здесь было тихо и темно. Где то там ходили люди, весело переговаривались, живя предощущением новогодних праздников, там горели фонари и носились машины. Все там. Тут же была печаль и уныние. Андрюха Васильев сплюнул в затоптанный снег и достал очередную сигарету. Ему было холодно. Неприятный, раздражающий озноб шел изнутри, и никакая сигарета не могла согреть. В этом доме веселились его одноклассники. Весь 9 й «Б» собрался на квартире Павла Быковского и праздновал свою собственную глупость. Сначала хотели устроить вечеринку в школе, но Червяков, их классный руководитель, запретил. Тогда вперед вылез Генка Сидоров, предложив встретиться у него. А потом позвонила Рязанкина и сказала, что в последний момент все переиграли и отправились из крошечной квартиры Сидорова в огромные трехкомнатные хоромы Быковского. Васильев смял в руках так и не зажженную сигарету. Он предупреждал Рязанкину, чтобы она на эту вечеринку не ходила. Андрюху не позвали, и ей, его девушке, делать там нечего. Но она пошла. И мало того – сообщила об этом Васильеву. Стерва! Стерва и дрянь! Он ее в порошок сотрет. Под ботинками скрипел снег. Всего пару часов назад по этой дорожке прошло тридцать пар ног, весь 9 й «Б», не считая его. Казалось, что дальше себя накручивать было уже некуда. Но он раз за разом прогонял в голове вероятные картинки глобального веселья одноклассников, зля себя до предела. Он даже ног под собой не чувствовал, до того в нем кипела ярость. Васильев задрал голову. На каком этаже находится девяносто первая квартира? Подъезд он нашел, но чтобы войти, нужно было набрать код, дождаться ответа и только потом проникнуть внутрь. Но тогда о нем узнают. Не выгонят. Поглумятся, заставят упрашивать, чтобы пустили. Со стороны двора окна мало где горели. Веселья ниоткуда слышно не было. Андрюха пошел к арке, делящей дом пополам. Может, с другой стороны? Не могут же они сидеть в гробовой тишине. Еще только выходя из арки, он услышал шум. Прямо под окнами на детской площадке кто то топтался, звучали приглушенные ругательства. Ну вот, народ делом занимается, – зло осклабился Васильев. Он бы сейчас сам с удовольствием кому нибудь начистил морду. Быковскому или Сидорову. Андрюха вышел из темноты каменных сводов и пригляделся. В узком палисаднике то ли дрались, то ли топтались пьяные. По крайней мере, один постоянно падал. По хорошему подходить не стоило. Соваться в чужую драку – самое последнее дело. Но Васильев не мог остановиться. Непослушные ноги несли его вперед, и вот он уже стал различать фигуры и… лица. Невысокий здоровяк сидел на бортике палисадника, равнодушно глядя на топчущихся перед ними людей. Больше Андрюха ничего разглядеть не успел, потому что на него налетел Сидоров. Глаза Генки были больше лица, волосы всклокочены. – Сделай что нибудь, – рванул он Васильева за руки. – Он убьет его. Только теперь Андрюха понял, что странные ухающие звуки – это удары ногой по лежащему телу. Огромный детина навис над кем то, закопанным в снег, и методично вколачивал в него ногу в большом ботинке. Васильев прыгнул в палисадник. В снегу мелькнула вихрастая голова, взметнулась вверх рука со знакомой узкой ладонью. – Бык, ты чего? – шагнул вперед Васильев, узнавая в лежащем Павла Быковского. – Уйди! – прохрипел детина, легким движением выкидывая Андрюху за заборчик. – Ру! – рявкнул он, и сидящий на бортике лениво поднялся. – Говорили, что по честному, – нехорошо протянул он, подхватывая Васильева за штаны и воротник куртки. |
