Мартина, естественно, зовут к себе его дружки-обожатели. Скайлар выбрал столик хуже некуда, но выбора почти не осталось, и нам пришлось присоединиться к Анжеле и ее «Горячим барным стервочкам» (в составе Флик, Джаз, Лотти и пассивно-агрессивной Кларинды), а также некоему Руперту, который явно наслаждается женским обществом. После происшествия с волосами я стала для «стервочек» врагом номер один, поэтому, встретив меня, они либо включают игнор, либо хихикают (Анжеле все же приходится общаться со мной по работе, хотя я уверена – она лишь выведывает информацию и сообщает остальным). К счастью, разговора с ними удается избежать, так как я втиснулась между Рупертом и Скайларом.

Анжела вся на нервах. Она вступает в судебный округ, то есть фактически становится членом Северной организации барристеров. Вот так. Однако коллегия адвокатов не может упустить случай покрасоваться, так что Анжеле нужно следовать традициям самого нелепого мероприятия в мире.

После ужина ей придется произнести речь о намерении стать уважаемым членом округа, стоя на стуле на одной ноге, а потом осушить свой бокал. По обычаю выступающий приглашает всех своих друзей, и те своими выкриками пытаются ему помешать. Собьешься – и все начинается сначала.

Я страшно опозорилась во время одного обеда в комнате отдыха, на четвертой неделе стажировки. Анжела рассказывала про эту дурацкую традицию, а я, как и любой нормальный человек на моем месте, подумала, что это шутка. Звучит как совершеннейший абсурд, поэтому я рассмеялась и ляпнула:

– Боже, только представьте, если бы это было правдой! Как напыщенно!

Все в комнате тогда замолчали и уставились на меня. Все, кроме Скайлара, который сделал глубокий вдох и поморщился, глядя на принесенный из дома сэндвич. Я тоже заткнулась и уже без улыбки спросила:

– Такая традиция существует?

На что Долус хмуро ответил:

– Подобные обычаи воспринимаются со всей серьезностью в нашем мире, Аманда. Если хочешь стать его частью, не высмеивай их.

Явный намек на то, что «мой» мир слишком далек от «их» мира.

Я не знаю, что выпить, боюсь, что захочу в туалет, а в ближайшие три часа, как сообщил мне Руперт, выходить из зала нельзя.

– Почему? – интересуюсь я.

– Традиция, – как ни в чем не бывало отзывается он.

Ну конечно.

– Но если будет совсем невтерпеж, надо попросить разрешения у младшего сотрудника округа, – добавляет Скайлар.

Тоже традиция, как я понимаю.

* * *

Беседа за столом в ожидании ужина невероятно далека от меня. Руперт рассказывает о недавно родившемся ребенке («его зовут Максимилиан, а не Макс») и о том, как они с женой подыскивают новый дом.

– Амели не понравилось ничего из того, что мы посмотрели, вот в чем проблема. Спешить в таких делах не стоит, и мы решили арендовать жилье, пока не найдем идеальное место.

– Все верно, Рупс. Снимаете где-то рядом? – интересуется Флик.

– Да. Небольшой сельский домик, всего шесть спален. Земли хватает для лошадей Амели. Все очень просто. Уверен, что однажды мы найдем «тот самый» дом.

Народ улыбается, как будто это совершенно нормально – ждать дом будто чашку чая в кафе.

Нет у меня ничего общего с этими людьми.

Я бы предпочла есть в тишине, но Анжела громко заявляет о своих (надуманных) переживаниях по поводу речи на стуле.

– Ох, представляете, как будет стыдно, если я запнусь и придется говорить все сначала?

«Похоже, ты на это и рассчитываешь», – едва не добавляю я. «Шабаш» (отсюда и далее буду называть их именно так) хихикает и хором оказывает поддержку:

– Жела, не волнуйся, мы с тобой! Мы твои лучшие подружки!

«Жела» воспринимает все очень серьезно: она закрывает глаза, сжимает кулаки и, к изумлению Скайлара, который бросает на нее презрительный взгляд, драматичным шепотом повторяет свою речь.