– Я полагаю, излишне просить вас принять дополнительные меры безопасности в отношении старшего судьи царского портика.

– Даже если бы я не был начальником стражи, даже если бы вы дали мне противоположные приказания, я бы усилил вашу охрану.

В тайну Кема Пазаиру не проникнуть никогда. Спокойный, всегда держащий дистанцию, прекрасно владеющий собой, он не одобрял образа действий судьи, однако всегда самоотверженно и безоговорочно становился на его сторону. Других друзей, кроме павиана, у него не было; перенесенные им телесные раны, несомненно, мучили его меньше, чем душевные. Справедливость? Пустая болтовня. Однако Пазаир верил в нее, а Кем доверял Пазаиру.

– Вы предупредили визиря?

– Я направил ему подробный доклад. Похоже, Хаттуса никому не сказала о своей поездке в Мемфис. Нефрет не отходит от нее.

На пятый день Нефрет использовала примочки из маслянистой мази на основе горькой тыквы, желтой охры и частиц меди. Она наложила снадобье на раны и осторожно забинтовала. Хаттуса очень страдала, но ее организм оказался цепким.

На шестой день ее взгляд стал осмысленным. Казалось, она очнулась после долгого сна.

– Держитесь. Вы находитесь в главной лечебнице Мемфиса. Все самое тяжелое уже позади, и каждый вырванный у смерти час приближает вас к выздоровлению.

Прекрасная представительница племени хеттов была сильно обезображена. Несмотря на помады и мази, ее ослепительная кожа отныне останется испещрена розоватыми шрамами. Нефрет боялась того момента, когда царевна попросит зеркало.

Хаттуса подняла руку и уцепилась за запястье молодой женщины.

– Я знаю эту болезнь и умею ее лечить, – пообещала та своей пациентке.

Пазаир смотрел на свою спящую жену.

Она наконец-то согласилась немного отдохнуть. Нефрет поставила себе целью спасти Хаттусу, она лично накладывала повязки и готовила лекарства, которые мало-помалу заживляли ужасные ожоги.

Его любовь к ней все росла и росла, она распускалась, как крона над пальмой. Каждый новый день придавал этому чувству новый оттенок, неожиданный и прекрасный; Нефрет обладала способностью делать жизнь еще лучезарнее и нести свет даже в самые темные закоулки ночи. И если Пазаир не жалел сил в борьбе со злом, то разве не для того, чтобы снова и снова доказывать ей, что она не совершила ошибки, соединив свою жизнь с ним? Преодолевать свои слабости ему помогала уверенность, что их союзу не страшны ни время, ни привычка, ни испытания.

Солнечный луч скользнул в спальню и осветил лицо Нефрет. Она проснулась.

– Хаттуса будет жить, – прошептала она.

– Из-за нее ты совсем забыла меня? Она прижалась к нему.

– Как царевна, такая молодая и красивая, сумеет пережить ужасное несчастье, которое с ней случилось?

– Что сказал об этом Рамсес?

– Он передал через дворцового распорядителя, что, как только будет можно, Хаттусу перевезут во дворец.

– Если только то, что она расскажет, окажется совместимо с ее высоким, привилегированным положением.

Встревоженная Нефрет присела на край постели.

– Разве она не достаточно наказана?

– Прости меня, но я обязан ее допросить.

– Но она еще не сказала ни слова.

– Как только она будет в состоянии говорить, предупреди меня.

Хаттуса съела ячменную кашу и выпила сок цератонии. Силы возвращались к ней, но взгляд ее был отсутствующим, обращенным назад, в сторону пережитого кошмара.

– Как это произошло? – спросила Нефрет.

– Он толкнул меня. Я хотела уйти из кузницы, но он меня не выпускал.

Слова цеплялись одно за другое, медленно и с трудом. Нефрет была потрясена, и не могла дальше расспрашивать свою пациентку.