Однако осознав, что я вот-вот взорвусь, торговец немного подсластил пилюлю.

– Я тут с издательством связался, которое тебя печатает, поговорил, типа я твой литературный агент. Конкретно побеседовал. После чего они мне на счет деньги перевели за твои книги. Так что жди. Через пару дней обналичу сумму – и будет тебе дополнительный стимул для работы.

И ушел. А я, отложив «запоротые» книги в сторону, принялся подписывать экземпляры так, как надо. С двумя запоминающимися «л». А еще именную печать прикладывать к подписи, типа, как объяснил Петрович, защита от подделок. Прям, блин, не я, а бренд фирменный. Ходячий торговый знак, а не обычный сталкер. Опасное это дело, оказывается, – писательство. Не успеешь оглянуться, а тебя уже оформили, упаковали и продают вовсю, словно мозги руконога, тушенные с луком в соусе хе. Офигеть не встать…

Но ворчи не ворчи, а работать надо. Деньги нужны. И много. Потому что два друга моих убиты, а оживить их стоит очень дорого. У меня во внутреннем кармане лежали кусочек шкуры Рудика и крохотная стеклянная пробирка с кровью Виктора Савельева, которую я вынул из рукояти меча, сдав раритетное оружие на хранение Петровичу. Генетический материал, на основе которого можно было бы оживить моих друзей. Правда, стоит такое удовольствие просто безумных денег. Вот и работал я словно проклятый, до одеревеневших пальцев и ряби в глазах от собственных автографов. Много было заказов у Петровича, только успевай подписывать да печати шлепать.

Правда, отпахав восемь часов на торговца, отдыхал я тоже нехило.

В подвале бункера Жмотпетровича после работы ждали меня отдельная комната отдыха, сауна, бассейн, домашний кинотеатр, жратва и выпивка, какую и на Большой земле не сразу найдешь – если, конечно, живешь ты не в Москве или Питере, где при желании можно купить даже мозги руконога, проживающего в соседней вселенной.

Ну и, конечно, Рут. Красавица каких поискать, влюбленная в меня по самые кончики маленьких прелестных ушек. Когда-то давно она была маленькой самочкой нео, которую я пронес через черное Поле смерти, отчего она превратилась в безумно красивую девушку. С которой у меня в подземелье торговца несколько дней назад неожиданно произошла душераздирающе-сопливая встреча в духе слезливых женских романов. И – чего уж скрывать – не последней причиной того, что я остался работать на Петровича, были роскошные формы, длинные волосы и большие влюбленные глаза Рут.

Шастая по разным вселенным, оказывается, безумно соскучился я по женскому теплу и ласке. Живой я человек или где? Тело и душа требовали отдыха… И теперь я оттягивался по полной в объятиях Рут, наслаждаясь жизнью после непыльной работы.

Так прошло четыре дня.

А на пятый произошло вот что.

Я уже часа три ишачил за столом, усиленно работая авторучкой и ощущая, как задница потихоньку теряет чувствительность от долгого сидения на жестковатом стуле. Развести, что ли, Петровича на кресло с анатомической спинкой и мягкими подлокотниками? Пусть раскошеливается, обеспечивает ценному работнику достойные условия труда. А то как тут работать, когда стол буквально завален товаром? Помимо стопок моих книг два дешевых артефакта валяются, мелочь какая-то, пачка однодолларовых купюр, старый пистолет Макарова без магазина. Стакеры натаскали всякого дерьма, Петрович со стола не успел убрать, и меня за него засадил работать, мол, быстрее надо, заказы горят. Я со стола щас уберу, ты, главное, пиши. И исчез где-то в закромах своего склада. Короче, никаких условий для работы.

Тут еще на край стола Лютый запрыгнул. Это мой друг. Мутант-каракал, умеющий читать мысли и скалиться от уха до уха на манер Чеширского кота, обнажая при этом длиннющие клыки.

Кстати, я давно заметил, что с мутантами у меня дружить получается лучше, чем с людьми.