|
Так что никакой выгоды от ее убийства племяннику не было. – А что с квартирой? Кто ее унаследует? – Вот-вот, я тоже об этом подумал. Аська, ты не поверишь, но ее никто не унаследует. – Как это? – удивилась Настя. – Квартира не приватизирована. И в случае смерти квартиросъемщика отходит государству, поскольку в ней никто, кроме самой потерпевшей, не прописан. Во как! То есть убивать ее за квартиру тоже смысла никакого. Более того, пока тетка жива, парню есть где жить, а после ее смерти ему придется уматывать в родные пенаты, что в его планы, по-моему, не входит. В общем, похоже, племянничек этот ни при чем. Мы уж и про дружков его подумали, ведь он же с кем-то пьет и хороводится, а среди этой публики гиганты мысли редко встречаются. Вполне могли подумать, что раз тетка состоятельная, то при ней могут оказаться и деньги, и цацки. Могли даже самого племянничка в известность не поставить о своих благих намерениях, просто выследили Галину Васильевну и ограбили. Кстати сказать, на ней ни одного ювелирного изделия не оказалось, ни колечка самого захудалого, ни сережек, ни цепочки на шее, ни крестика. Сегодня даже самые малосостоятельные граждане хоть что-нибудь да носят, ну хоть серебряную цепочку. А на теле убитой – ничего. Так что ограбили ее вчистую, старательно, не только сумку забрали, но и с трупа все мало-мальски ценное сняли. Мы в этом направлении, конечно, еще покопаемся, связи племянника отработаем, но, чует мое сердце, ничего не нароем. Ася, – он внезапно сменил тему, – у тебя еще чего-нибудь поесть не найдется? С утра не жрал ничего, только вот твои три яблока. – Сейчас принесу, – кивнула она, – только придется подождать, я теперь медленнее черепахи передвигаюсь. Она потянулась к палке и собралась принимать вертикальное положение. Коля смотрел на нее с сочувствием, но без жалости. – Давай-давай, – подбадривал он, пока Настя ковыляла к двери, – тебе полезно ходить, надо ногу разрабатывать, ты уж мне поверь, я сам сколько раз через это проходил. Знаю, что больно, но надо. Так что терпи. – Еще одно слово, – угрожающе прошипела она, не оборачиваясь, – и я вернусь. Или уйду и останусь в палате до утра. А ты будешь умирать мучительной голодной смертью. Настя выгребла из тумбочки и сложила в пакет две упаковки печенья, плитку шоколада и бутылку питьевого йогурта. Конечно, это не еда для голодного опера, но хоть что-то… Ему бы мяса сейчас, сочненький такой кусок, и картошечки, и салатик, и хлебушка побольше, однако, как говорится, чем богаты. Ковыляя по больничному коридору в сторону процедурки, Настя Каменская сообразила, у кого можно спросить про кинезиологию. Если, как сказал Селуянов, это что-то из области эзотерики, то об этом наверняка знает Павел Дюжин. * * * Ленинградское шоссе оказалось забито транспортом, и дорога из аэропорта Шереметьево превратилась для Валерия Риттера в нешуточное испытание. Каждые десять минут ему звонила мать и с тревогой требовала отчета о дорожной ситуации и о том, в каком месте он находится и как скоро прибудет домой. Валерий старался не сердиться и не раздражаться, он понимал, что мать, при всей ее выдержке и хладнокровии, находится, что называется, на пределе: Ларка опять наглоталась чего-то или нанюхалась и бродит по квартире, бессмысленно улыбаясь и совершая какие-то непредсказуемые действия. Мать всегда боялась, когда невестка находилась в подобном состоянии, ей казалось, что Лариса, впав в транс, может выкинуть что угодно, даже за нож схватиться и напасть на свекровь. И сколько бы Валерий ни объяснял ей, что в состоянии кайфа наркоманы не опасны, что они всех любят и им хорошо, Нина Максимовна упорно стояла на своем: – Никогда не знаешь, что может прийти в голову человеку, находящемуся в измененном состоянии. |
