Итак, я стал искать работу, любую — что уж подвернется; где я только не подвизался: и в пункте видеопроката, и у букмекера, торговал с лотка фруктами и овощами, да что ни возьми, я все перепробовал. Короче говоря, меня в конце концов взяли рассыльным в одну брокерскую контору в Сити. Попросту говоря, рядовым курьером, но я оказался смекалистее других и даже сам стал понемногу приторговывать акциями, пусть и грошовыми; дела у меня пошли замечательно, настолько, что мне стало ясно: я куда больше заработаю, если буду действовать самостоятельно, с домашнего компьютера. Этим я и занимался последние восемь лет. Пока не появился у вас на пороге.

Вам по-прежнему нечего сказать? Н-да, такая история вас ничуть не привлекает. Она же не из тех, что принято называть «постмодернистскими». Слишком много в ней сурового реализма. Отдает Ирвином Уэлшем и иже с ним. Совсем не в вашем вкусе.

Вы не ожидали, что я знаю такое заковыристое слово, как «постмодернистский», правда? Представьте себе, Пол, этим я обязан вам. Видите ли что: вы меня позабыли, но я-то вас не забыл. Никогда не забывал. Я читал ваши романы. Читал ваши интервью. Сходил на ваш фильм. Даже смотрел по телевизору церемонию вручения «Оскаров». Вот где вам крупно не повезло, Пол. Только одна премия, и та за костюмы! А все лучше небось, чем вообще остаться с носом.

Я превратился в соглядатая, невидимого соглядатая. Ведь в наше время, как я понял, можно стать соглядатаем, не выходя за порог собственного дома. Вот я за вами и следил по телику, по газетам и журналам. Очень просто. Пара пустяков. Вы же, Пол, были так знамениты, так, черт бы вас побрал, вездесущи. Правильно я употребил слово? Вездесущи?

Букеровская премия. Премия «Уитбред». Присвоение вам рыцарского звания. Что бы вы ни делали, я за вами следил. Куда бы вы ни шли, я шел за вами. Невидимый, я всегда был подле вас. А потом, в один прекрасный день, в один прекрасный день — бац! — «Лауреат Букеровской премии едва не погиб в автомобильной катастрофе в Шри-Ланке».

И тут, Пол, хочу отметить забавный момент. Вы-то небось подумали, что я был вне себя от счастья, узнав про вашу аварию. Ничего подобного. Нет, нет, нет и нет! Ведь ее никак не назовешь местью. Возможно, то была кара Божья. Возможно, Бога она и устраивала. Но меня она не устраивала совсем.

Нет-нет, сообщение о вашей аварии было для меня плохой вестью. Потому что вдруг — всё, полное молчание. Про вас больше ни словечка. Никаких сведений, по которым я мог бы понять, где вы: по-прежнему в Шри-Ланке, или здесь, или совсем в другом месте. Вот тут, Пол, я решил, что потерял вас навсегда. Думал, что для меня все кончено, правда-правда, но лишь до того дня — о, это был чудесный, самый радостный день в моей жизни, — когда я открыл «Таймс» и заметил, совершенно случайно, Пол, краем глаза, едва не пропустил, — словом, до того дня, когда я увидел ваше объявление.

А как искусно оно было составлено! Ни имени. Ни других конкретных данных. Только два слова «слепой писатель». Нет, нет, нет, вру. На самом деле вы написали «незрячий писатель», да? «Незрячий писатель ищет приватного секретаря». И я понял, я сразу понял — это вы и никто другой. Ну, теперь он попался, подумал я. Теперь уж попался! Я-то и стану его приватным-хренатным секретарем!

— Что вы хотите со мной сделать?

— Погодите, погодите, погодите. Это еще не все. Самое интересное я оставил на закуску.

Мы тут корпели над вашей книжкой. Как это вы ее любовно называете? Своим завещанием? Знаете, что я вам скажу, Пол? Вам и невдомек, что вы попали в самую точку.