Она схватила косметичку, сумку — бог с ним, с макияжем, к бабуле всё-таки едут, а не в бар — и вышла в коридор. Мама, необычно дёрганая, махнула рукой:

— Ну шевелись же! Женя, ты готов?!

— Почти, — буркнул братец, напяливая берцы. Он уже оделся, как обычно вызывающе, на этот раз в сплошные заклепки и черепушки повсюду.

— Что за наряд! Нет, ты надо мной издеваешься! — мама всплеснула руками, но папа зычным голосом прекратил возможный бунт с переходом на личности:

— Оставь! Поехали как есть. Тем более, как раз по случаю.

— Валя, и ты туда же! — оскорбилась мама, но покорно потянулась на выход, подхваченная твёрдой рукой мужа. — Алис, дверь запри!

В квартире пахло… больницей. Кисло-сладко-вонюче. Папа уехал сразу: с работы отпросился на час. Женька застрял на кухне, он был в том возрасте, когда болезнь и смерть не стояли в приоритетах, а вот чат с подружкой вконтакте — да. Алиса с мамой зашли в комнату, где лежала бабуля. Раньше, когда здесь жил дед Вова, единственная комната была перегорожена шкафом, давая матери и сыну хоть какую-то возможность уединиться в своем уголке. Но Алиса этого уже не помнила. Маленькой была, когда дед умер и шкаф убрали с середины. Теперь здесь было просторно, мебель ныкалась по стенам. Старенький телевизор, комод и две тяжёлые книжные полки — больше ничего. В углу над кроватью над усохшим, словно принадлежавшим восковой кукле, телом склонилась бабушка, мамина мама. Бабуля, бабушкина мама, была очень плоха. Она дышала так тихо, что временами казалось — умерла. Но хриплый кашель, то и дело сотрясавший хрупкое тело, опровергал: нет, ещё живая, ещё цепляется.

Бабушка заметила нас и встала, оставив больную.

— Ну как она? — взволнованно спросила мама.

— Да никак, — бабушка оглянулась на кровать и заговорила тихо: — Думали, вчера ещё преставится, а она тянет, не хочет помирать. Не узнаёт меня, за бабку свою покойную принимает.

— Ну, значит, недолго осталось, — мамины глаза наполнились слезами, голос дрогнул. Алисе стало совсем не по себе. Бабулю было жалко, хоть и понимали все, что в возрасте за восемьдесят человек может умереть в любой момент. Отжила своё старушка, пора ей упокоиться, а всё равно жалко…

— А врач что сказал? — промокнув глаза салфеткой, спросила мама.

— Да ничего, — отмахнулась бабушка. — Оставил помирать. Даже не колол ничего.

— Тоже мне, медик называется! — в момент вскипела мама. — Как это — помирать?! Нелюди, вообще!

— Ты голодная? — чтобы отвлечься, бабушка ласково погладила Алису по щеке, но та качнула головой:

— Там Женька на кухне, его корми.

— Пойдём выпьем от нервов, — бабушка взяла маму под локоть. — Если осталось что-нибудь…

— У бабули водки сроду не было, а наливки мне мало будет. Схожу в магазин, — решила мама. — Алис, ты со мной?

— С бабулей посижу, — отказалась Алиса. Она не любила семейные посиделки с чекушкой, хоть родители и не были алкоголиками. Просто не любила слушать их разговоры под градусом. Лучше уж, и правда, с умирающей посидеть.

Алиса любила бабулю. Сколько себя помнила, в этой однокомнатной квартирке в Чертаново было уютно, вкусно пахло пирожками и плюшками, лекарственными травами и сушёными грибами, которые старушка собирала сама даже в весьма почтенном возрасте. Бабуля встречала Алису неизменно ласковым взглядом поверх очков с сильными линзами и вопросом: "У тебя всё хорошо, детонька?" И, не дожидаясь ответа, кормила супом и домашними котлетками…

Теперь бабуля лежала на кровати, прикрытая стареньким стёганым одеялом, и без очков её когда-то круглое, а теперь узкое, худенькое личико казалось совсем детским.